"Болеслав Прус. Приключение Стася" - читать интересную книгу автора

начинающий музыкант клавишами рояля, которые он нажимает, не зная, что из
этого получится. Сейчас он смеялся только при виде матери, которая его
кормила; плакал после купанья, против которого восставали все его инстинкты
двуногого; хмурился, увидев пеленки, стесняющие его движения, а к кружке с
подслащенным молоком тянулся ручками и ножками.
У него уже появились симпатии и антипатии, страхи и надежды. Он любил
Курту, потому что щенок был теплый и лизал его, а морда у него была мягкая,
как бархат. Боялся темноты, в которой легко было расшибиться; рвался в сад,
где можно было дышать полной грудью и где его убаюкивал гармонический шелест
деревьев, повторявший ритм материнской песни. Серые цвета, напоминавшие
твердый пол и не всегда сухой тюфячок, ему не нравились. Зато красные и
синие цвета, как и блестящие предметы, возбуждали в нем смех. Стась уже
знал, что пламя свечи, хоть оно и прыгает и очень красивое, но с детскими
пальчиками обходится самым бессовестным образом. Помнил он также, что у отца
ноги твердые, черные и высокие, выше, чем весь Стась, а у матери ножки
совсем низенькие, начинаются и кончаются у самой земли.
К матери Стась питал безграничную любовь, потому что она больше всех
доставляла ему удовольствий. Что же касается отца, то он пользовался
расположением Стася лишь благодаря тому, что носил очень интересовавшие его
усы, а также самую заманчивую вещь в мире - часы. Зато ласки отца нисколько
его не прельщали: он всегда забавлял ребенка, когда тому хотелось есть или
спать, немилосердно царапал его колючим подбородком и мял огромными,
неуклюжими руками его молоденькие, хрупкие косточки. Было лишь одно, ради
чего Стась при виде отца тянулся к нему ручонками и смеялся: отец
подбрасывал его кверху. Правда, ребенку было неудобно в его могучих руках,
зато как высоко они его подкидывали, какой ветер поднимался вокруг, как
развевал его волосики и вздувал рубашонку...
Стась уже умел играть и проказничать. Нередко мать брала его на колени,
а отец садился напротив и звал:
- Иди ко мне, Стась, иди!..
Он делает вид, будто идет, протягивает ручки и - бух!.. лицом в плечо
матери. И вот нет Стася, ну нигде нет, во всем доме; по крайней мере сам он
никого не видит.
Иногда отец ставил его на стол и держал под мышки, а мать пряталась.
Спрячется мать за отца справа, а Стась - верть головкой вправо! И вот уже ее
нашел... Спрячется мать за отца слева, а Стась - верть головкой влево, и
опять ее нашел. Ребенок готов был так играть весь день, но что же делать,
если отцу нужно было идти в кузницу, а матери к ее коровам! Тогда мальчугана
укладывали в колыбель, - и поднимался крик на весь дом, так что даже Курта
принимался лаять!..
Не раз мальчик становился на голову, однако вскоре сообразил, что эта
позиция неудобна и что наиболее свойственно человеческой природе - ползать
на четвереньках. Благодаря этим передвижениям он убедился, что стены, стулья
и печка не торчат у него в глазу, а находятся где-то вне его, значительно
дальше, чем на расстоянии вытянутой руки.
Заметно выросшая мускульная сила вынуждала его заняться каким-нибудь
трудом. Чаще всего он опрокидывал маленькую скамеечку, стучал ложкой об пол
или раскачивал колыбель. Одно время он спал в ней вместе с юным Куртой, и
песик, видя, как покачивается его ложе, вскакивал на тюфячок и разваливался,
словно граф! Столь наглое злоупотребление дарованными ему правами возбуждало