"Болеслав Прус. Шарманка" - читать интересную книгу автора

Девочка была вынуждена сидеть в комнате. Тут ей нельзя было ходить ни
на чердак, ни в погреб. Она не слышала ни птиц, ни шелеста деревьев, а во
дворе царила жуткая тишина. Сюда никогда не заходили ни старьевщики, ни
паяльщики, ни мусорщицы. Не пускали сюда ни старух, распевавших псалмы, ни
нищего кларнетиста, ни шарманщиков.
Единственным ее развлечением было глядеть на солнце, но оно не всегда
одинаково светило и очень быстро скрывалось за домами.
Девочка снова затосковала. В несколько дней она похудела, и лицо ее
приняло то равнодушное и безжизненное выражение, которое так поражало пана
Томаша.
Слепая, она жаждала хотя бы слышать разнообразные звуки. А в доме было
тихо.
- Бедное дитя! - шептал нередко пан Томаш, разглядывая грустившую
малютку. "Если бы я мог что-нибудь сделать для нее", - думал он, видя, как
ребенок день ото дня худеет и бледнеет.
Как раз в это время одному из приятелей пана Томаша предстоял судебный
процесс, и, по обыкновению, тот обратился к почтенному адвокату за советом,
прося его ознакомиться с материалами. Правда, пан Томаш уже не выступал в
суде, но как опытный юрист мог указать правильный путь для ведения тяжбы и
давал ценные советы приглашенному по его выбору адвокату.
Дело было запутанное. Чем больше пан Томаш углублялся в чтение
материалов, тем сильней оно его захватывало. В нем вновь ожил адвокат. Он
уже не выходил из дому, не интересовался, вытерта ли пыль в гостиных, и,
запершись у себя в кабинете, читал документы и делал заметки.
Вечером старый слуга пана Томаша явился с обычным докладом. Он сообщил,
что жена доктора переехала с детьми на дачу, что испортился водопровод, что
дворник Казимеж затеял скандал с городовым и за это его на неделю посадили в
кутузку. Под конец он спросил, не желает ли пан Томаш переговорить с новым
дворником.
Но пан Томаш, склонившись над бумагами, курил сигару, пускал кольцами
дым и даже не взглянул на преданного слугу.
На следующий день пан Томаш сел за документы с утра; около двух часов
он пообедал и снова взялся за работу. Его румяное лицо и седеющие баки на
синем фоне обоев напоминали какой-то "этюд с натуры".
Мать слепой девочки и ее приятельница чулочница удивлялись пану Томашу
и сожалели, что такой свежий на вид вдовец привык с утра до вечера дремать
за письменным столом.
Однако пан Томаш, хотя и закрывал глаза, отнюдь не дремал, а размышлял
над процессом.
Землевладелец X. в 1872 году завещал племяннику со стороны сестры
имение, а в 1875 году - племяннику со стороны брата дом. Сын брата
утверждал, что землевладелец X. лишился рассудка уже в 1872 году, а сын
сестры доказывал, что X. сошел с ума лишь в 1875 году. Между тем муж сестры
покойного приводил неопровержимые доказательства, что X. действовал как
умалишенный и в 1872 и в 1875 году, а что в 1869 году, то есть еще находясь
в здравом уме, он завещал все свое состояние сестре.
Пана Томаша просили установить, когда же на самом деле X. лишился
рассудка, а затем примирить все три враждующие стороны, из коих ни одна и
слышать не хотела об уступках.
И вот, в то время, когда пан Томаш с головой ушел в разрешение этих