"Болеслав Прус. Ошибка" - читать интересную книгу автора

захотелось спать, что я лег, не помолившись за отца, и ночью мне явилась на
стене его душа. Она была очень белая, небольшая, формой напоминала железный
сердечник, который вкладывают в утюг. Перепугался я ужасно и до утра
пролежал, натянув на голову одеяло. А на другой день мне объяснили, что это
лунный свет падал на стену сквозь вырезанное в ставне отверстие в форме
сердца. Но с тех пор я никогда не забывал молиться за отца.
Был у меня и брат старше меня лет на пятнадцать. Я помню его смутно,
так как за всю жизнь видел два или три раза. Знал о нем только то, что он
носил черный мундир с золотыми пуговицами и голубым воротником и готовился
стать доктором. Охваченный любопытством, я не раз влезал на чердак, надеясь
через самую высокую дымовую трубу увидать ту столицу, где учился мой брат,
или хотя бы соседний город, куда мама ездила несколько раз в год. Часто
провожал я глазами почтовый возок, быстро мчавшийся в ту сторону. Возок с
висевшим над ним облаком пыли скрывался в лесу, темневшем на горизонте, и я
видел вдали только хату неизвестного отшельника, низко пригнувшуюся к земле,
словно она хотела укрыться от людских глаз. Порой ее окошки освещало солнце,
и тогда мне чудилось, что я вижу там голову большого кота, который смотрит
на меня так, будто готовится к прыжку... Я в страхе прятался за дымовую
трубу, радуясь, что теперь это чудовище меня не увидит, но скоро любопытство
брало верх, и я снова выглядывал из своего убежища, спрашивая себя, кто
живет в этой хате. А, может, это - та самая избушка на курьих ножках, о
которой я наслышался от прях на посиделках? И в ней живет колдунья, которая
превращает людей в животных?..
Дни бежали быстро. Кажется, только что встал - а уже пора ложиться
спать. Не успел лечь, как уже утро и надо вставать. Почти каждый день я
задумывал что-нибудь сделать - а вечером спохватывался, что так ничего и не
сделал. Время мчалось, как те проезжие, которых я иногда видел из окна:
пролетят мимо лошади, возница, и раньше, чем успеешь сообразить, кто это
едет, уже виден только зад брички. Да, можно сказать, все мое детство
промелькнуло, как один день.
В комнате было еще темно, когда старуха нянька вошла с вязанкой дров и,
тихонько положив их на пол, стала укладывать поленья в печку. Мать уже
сидела на кровати и шептала молитву богородице.
- "Радуйся, благодатная..." А какая сегодня погода, Лукашова?
- Ничего себе, - отвечала няня.
- "Благословенна ты..." А Валек выехал?
- Да. Наверно, уже за воротами.
Мать вмиг оделась и, сняв со стены связку ключей, вышла из боковушки,
где мы спали. Затрещали дрова в печке, красные отблески огня запрыгали по
полу. От дверей тянуло бодрящим холодком, за окнами уже щебетали птицы. Я
смотрел на Лукашову, стоявшую на коленях перед печкой. Старушка в своем
чепце с оборками напоминала сову. Она повернула ко мне темное, как древесная
кора, лицо с круглыми глазами и сказала смеясь:
- Ага, проснулся! Уже небось новые проказы на уме?
Я притворился было спящим, но мне вдруг, неизвестно отчего, стало так
весело, что я вскочил с постели и одним прыжком очутился на спине у няньки.
- Мученье с этим мальчишкой! - заворчала она, столкнув меня на пол. -
Марш сейчас же в постель, негодник, не то простудишься... Ну, Антось, кому я
говорю? Ложись, пока добром просят, не то позову пани.
Я снова юркнул под одеяло. Нянька стала греть у печки мою денную