"Болеслав Прус. Примирение" - читать интересную книгу автора

благосостояния и просвещения... Погляди, как сегодня обращаются с пленными,
ранеными, и даже с преступниками... Подумай, до чего может дойти
международное право... Подсчитай, сколько людей, вышедших из самых низов,
занимает высокие должности...
- Спроси у Громадзкого, кто был здоровее: его отец, учившийся в
начальной школе, или сам он - студент университета, и ты увидишь, что такое
наш прогресс... - иронически заметил Леськевич и принялся считать свой
пульс.
Громадзкий вскочил из-за стола и подошел к двери.
- Конечно, я верю в прогресс!.. - вскричал он. - Мой отец был ткачом,
дядя - фельдшером, а я уже буду врачом...
- Зато у моего прадеда было десять деревень и два города, а у меня нет
и десяти рубашек. Нет, жизнь не стала лучше, если для того, чтобы какой-то
Громадзкий немножко выиграл, Леськевичи должны потерять все!..
- Именно то и хорошо, что семьи, не растратившие своих сил, выдвигаются
вперед, а благородные фамилии ипохондриков и чудаков приходят в упадок, -
огрызнулся Громадзкий, возвращаясь к прерванной переписке.
Леськевич заерзал на пунцовом кресле и со злости прикусил кончик
чубука. Тут заговорил Квецинский, чтобы помешать Леськевичу ответить
Громадзкому:
- Как раз в наши дни лучшим доказательством прогресса служит то, что
права, просвещение, и даже образование, распространяются на все слои
общества.
- Да, да, просвещение!.. - изменил тон Леськевич. - А вот попробуй
найти репетитора для малыша...
- У тебя есть мальчик? - спросил Квецинский, довольный, что кончился
щекотливый спор.
- У меня есть кузен третьеклассник, за которого родители согласны
платить пятнадцать рублей в месяц... И что же?.. Ты не возьмешь его...
- Не могу.
- Лукашевский тоже не может... И хоть тресни, не найду человека,
которого я смело мог бы порекомендовать родителям ребенка. Обязательно
нарвусь на какого-нибудь радикала, который мне заявит, что даже за
пятнадцать рублей не станет учить потомка ипохондриков, обреченных на
гибель... - злорадно смеясь, говорил Леськевич.
Квецинский понял, что его недостойная шутка метила в Громадзкого, и
возмутился.
- Ты дурак, Селезень, хотя и прикидываешься злобным скептиком, - сказал
он, глядя на Громадзкого, который делал вид, будто не следит за разговором
коллег, и, покраснев до ушей, писал, без перерыва писал.
- Но, честное слово, Незабудка, - со смехом продолжал Леськевич, - ты
еще не знаешь, на что способны демократы и радикалы...
Внезапно он умолк, услышав знакомый голос на лестнице. В ту же минуту
Квецинский схватил колокольчик, стоявший возле его кровати, и принялся изо
всех сил звонить, крича в окно:
- Барбария!.. Служанка!.. Сюда... сюда!.. Барин приехал!..
Даже Громадзкий бросил перо и, сияя, выбежал в переднюю.


IV