"Борис Пшеничный. Капсула (Сб. "Вывих времени", Фант. рассказ)" - читать интересную книгу автора

Блеснул циферблат с подсветкой.
- Четверть первого, ночь еще впереди. Кошмары?
- Да нет, просто на новом месте...
Карпов запалил зажигалку, приблизился к Покровскому, осветил лицо.
- Шалите, профессор. Вам снилась капсула. - Он вернулся на свою
раскладушку, лег. - Она и во сне нас достает. Каждую ночь одно и то же...
Как это вы рискнули, если мотор не в порядке? Сидели б уж дома.
О снах в донесениях ничего не было. О "моторе" тоже раньше не думалось,
да он до последнего дня и не был уверен, что пошлют именно его. В
институте, на ученом совете, обговаривали несколько кандидатур, были среди
них и помоложе, и здоровьем покрепче. Это потом в каких-то высших кругах
окончательно определили, что первым лететь ему. Он не особенно допытывался,
почему остановили выбор на нем, хотя и удивился: чем вдруг пришелся?
Какое-то объяснение, скорее даже намек получил случайно, уже на военном
аэродроме, перед посадкой в вертолет. Прикативший на зеленой "Волге"
генерал, напутствуя, просил соблюдать осторожность, быть осмотрительным;
для вящей значимости поднял палец: "Предельно, профессор. Предельно."
Стоявший рядом директор института поспешил заверить: "Чего-чего, а
осторожности Павлу Александровичу не занимать". В его словах Покровскому
послышалось что-то обидное, унизительное.
Переждав боль в груди, осторожно вполз под одеяло.
- Я трус, - внятно произнес он. - Потому и направили, что трусливей не
нашли. Па весь институт один такой. Вы слышите?
Майор не отозвался. Заснул, должно быть.


Покровский проспал утро. Проснулся от духоты - солнце уже изрядно
накалило палатку. Косо висевший на стуле пиджак напомнил, что ночью
пришлось шарить по карманам, искать таблетки. Потер грудь ладонью,
прислушался. Вроде бы нормально ни тяжести, ни боли. Жить можно.
Он уныло посмотрел на идеально заправленную раскладушку майора:
произведение искусства, шедевр! Попробовал что-то похожее сотворить со
своей постелью - куда там, жалкая поделка.
Прибираясь, наткнулся на саквояж. Его саквояж! Совершенно целехонький.
Стоит себе под столом, туго набитый консервами. Ну, майор! Не забыл ведь,
кого-то послал, велел собрать банки, принести, починить ручку, молнию.
Каким же нужно быть обязательным, чтобы здесь, в этом заклятом месте,
ничего не упустить из виду, даже такую пустяковину! Покровский
расчувствовался, думая о Карпове; от вчерашней неприязни не осталось и
следа. Надо сейчас же найти его, выразить свою признательность, нет,
восхищение! Пусть знает, какой он необыкновенный, просто замечательный
человек.
Но почему так тихо?
Он выбрался наружу. Никаких признаков жизни. Залитый солнцем лагерь
напоминал декорацию, оставленную после киносъемок. Куда же все подевались.
С нарастающей тревогой заглянул в одну палатку, другую, обошел всю
территорию. И когда убедился, что он здесь единственная живая душа, позвал
в отчаянии:
- Эй, есть тут кто?
- Есть, есть! Я сейчас.