"Виктор Пшеничников. Тропою джейрана ("Искатель", 1986, № 2)" - читать интересную книгу автора

возвращаться домой, потому что дома у тебя больше нет. Он сгорел. Никто не
знает, отчего это произошло...
Жар бил Хаятолле в лицо. Горел дом, трещали, рассыпаясь, сухие доски,
валились ворота, пылали одежда и утварь, которые почему-то спешно
выбрасывал из готового вот-вот рухнуть дома неутомимый Олим с матово
поблескивающим пистолетом, наполовину торчащим из кобуры.
Хаятолла пытался увернуться от сыплющихся на лицо искр, дотронулся
ладонью до глаз и только тут пришел в себя, понял, что нигде ничего не
горит, что это дотлевает дневной жар пустыни, а сам он по-прежнему лежит
на песке и ждет, когда стемнеет, чтобы можно было безбоязненно войти в
свой кишлак и попытаться отыскать в нем воду и хоть какую-нибудь еду.
Медленно-медленно исчезали перед глазами мальчика недавние отчетливые
видения - жизнь в пионерском лагере, зеленые деревья губернаторского сада
в Шибиргане, автобусная тряска, голубой вентилятор, озабоченное лицо
Олима...
Хаятолла встал сначала на четвереньки. Совсем близко, в каких-нибудь
ста шагах, виднелись неровные зубцы дувала. Хаятолла поднялся во весь рост
и двинулся к покинутому людьми кишлаку, чтобы взглянуть и больше уже не
возвращаться сюда никогда.
Сумерки уже совсем поглотили пространство, оставив из множества
видимых днем цветов один - непроницаемый, черный...
В доме тоже было пусто, пахло выветрившейся гарью давнего пожарища, и
только песок, осыпаясь со старых стен, шуршал в тишине уныло и
обреченно...
А ночью в кишлак вошли чужие.
Острым детским слухом Хаятолла различил их вкрадчивые, очень
настороженные шаги.
Чуя опасность, мальчик забился под вонючий, в дырьях прогаров помост
террасы, укрылся полой халата.
- Бача! - позвали со двора. - Бача, ты здесь? Эй, отзовись.
Голос позвавшего был сухим и шуршащим, будто песок; старым был голос,
незнакомым, не сулящим ничего хорошего. Хаятолла теснее вжался в землю,
задержал дыхание.
Какое-то насекомое торопливо пробежало по его лицу. Хаятолла
брезгливо смахнул мохнатую тварь, не переставая зорко глядеть из-под досок
в темноту.
Шаги во дворе приблизились к дверному проему, замерли.
- А вдруг его здесь нет? - послышался другой голос, молодой и более
решительный. - Может, он нас надул и теперь преспокойно дрыхнет себе
где-нибудь в парке, а мы тут зря шарим? Дождемся, что схватят самих.
Говорил же Нодиру: напрасно он это дело затеял. Так нет, уперся - приведи
мне сына, достань хоть из-под земли! Теперь ищи этого паршивца...
"Это люди отца!" - дрогнуло сердце Хаятоллы.
С улицы тем временем нащупывали дверное кольцо; звякнул металл в
заржавелом пазу. Противно скрипнула под чужим рукавом чудом уцелевшая
половина двери из ошкуренных, некогда белых акациевых стволов, от пожара
обуглившихся и вываливающихся из рамы даже при небольшом усилии.
- Тут он, - прошипел старик, и Хаятолле показалось, будто он
засмеялся. - Я чую это. Дай-ка сюда огонь.
Зыбкий свет заколыхался на стене, отражая громадные тени пришельцев.