"Николай Псурцев. Свидетель (повесть) (Искатель N 4 1987)" - читать интересную книгу автора

Она почему-то называла Вадима шоферюгой захарчеванным и таксёром нахальным,
а когда попросила три рубля и Данин ей не дал, обозвала жмотом и добавила,
что не все таксёры такие и что Витёк ей всегда рублик давал. Когда выходил
из дома, чуть не столкнулся нос к носу с щеголеватым Курьером от Лео. Тот
тоже за сумкой шел... Потом Вадим вспомнил Витька-таксиста и то, что на
машине, в которую сел Кепка - номер ее он запомнил на всякий случай и чуть
позже через своего приятеля из областной газеты, Беженцева, выяснил это -
работает сменно некто Виктор Раткин А вот с Раткиным получилось совсем
неудачно. А, впрочем, Вадим сам виноват, не надо было так в лоб его
расспрашивать. Тот по разговору довольно быстро усек, что надо от него
Вадиму, и рука его потянулась за монтировкой. После короткой стычки Вадим
позорно бежал. На следующий день Данина в первый раз предупредили по
телефону - мол, не суйся, а то сядешь за попытку ограбить таксиста. От
ровного, бесстрастного, словно механического голоса в трубке у Данина
мерзенько (точь-в-точь как тогда, в Каменном переулке, когда крик Можейкиной
заслышал) заныло в желудке. Сдерживая зачастившее вдруг дыхание, он
мужественно, как ему казалось, огрызался в трубку и сам пугался своих слов,
потому что чувствовал, что не простой это звонок, не для острастки обычной
его предупреждают. Это люди серьезные...
Непонятно только, почему они в него-то, в Данина, так уперлись? Ну,
допустим, и узнает он этого самого Лео. Что с того? Можейкина-то не
подтвердит. Вишь, как запугали ее. До смерти. А ведь она основное в этой
расчудесной истории лицо. Значит, боятся они чего-то другого. Чего? Может
быть, опасаются, что просто фигура Лео всплывет? Что в поле зрения попадет
он? Так, эго уже ближе. Видать, за ним еще что-то есть. И крупное. Точно.
Поэтому такая паника и поднялась, поэтому так они в Данина и вцепились,
когда он лишь чуть-чуть активность проявлять стал. Так кто же все-таки эти
"они"? А впрочем, плевать, и без него есть кому разобраться. Он, в конце
концов, не в милиции работает. Это у них - долг, это они обязаны, а ему-то и
дела нет. Теперь только от сумочки Можейкиной, что Митрошка ему сунула,
освободиться, и довольно с него. С тем и заснул Вадим в тот самый вечер
после злосчастного звонка. А утром, одевшись, первым делом бросился к
антресолям, где сумку прятал, схватил ее, спрыгнул с табуретки на пол, да
так и застыл недвижный, потому что понял вдруг, что не выкинет он ее. Ну не
сможет выкинуть, и все тут. Он закинул тогда ей в сердцах обратно на
антресоли, держать у себя сумку страшно, а в прокуратуру теперь, после
звонка, путь и вовсе заказан Ладно, успокаивал он себя, сумка пусть полежит,
потом спрячу ее где-нибудь вне дома, но в эту свару больше не влезу.

...- Кто такой? Где живешь? - спросил Уваров нарочито строго
- Эта... здеся. - Долгоносик слабо махнул рукой в сторону дальних
домов. - Васильков я... вот.
Он поднял голову и уставился на Уварова, потом медленно перевел взгляд
на Вадима.
- Во, - сказал он, тыча в сторону Данина пальцем. - Я тогда мужикам
сказал, что ты мент, ха-ха, я все вижу, ха-ха, во...
- Вы знакомы? - удивился Уваров.
Вадим выдавил из себя улыбку:
- Что-то не припоминаю.
- Говорил, что жил здеся... во... а сам не жил. Я и то помню, - я