"Жан-Кристиан Птифис. Истинный д`Артаньян " - читать интересную книгу автора

"массовая", несерьезная и в ней не может быть правильного изображения
истории. В конце XIX и начале XX века появилось множество изданий, авторы
которых ставили себе задачей открыть читателям глаза на якобы грубые
исторические погрешности А. Дюма, на его легковесность и ненаучность. Никто
не требовал, скажем, от Гюго уточнения исторической биографии лорда Фермена
Кленчарли, прозванного Гуинпленом; все охотно признавали право писателя на
литературный вымысел. Что же касается героев Дюма, то о них стали выходить
многочисленные брошюры с названиями типа "История истинного д'Артаньяна"
или "Историческая правда о г-же и г-не де Монсоро, Бюсси д'Амбуазе и шуте
Шико"3. Читатель, почитающий историю, должен был насторожиться при словах
"истинный", "историческая правда". Стало быть, у Дюма неправда?
Но что есть истина, тем более в истории?
Сейчас не так уж известен тот факт, что Дюма с ранней юности был
ревностным почитателем У. Шекспира, можно сказать, учился у великого
англичанина драматургии, а однажды написал для своего Исторического театра
собственную версию "Гамлета" на основе шекспировского сюжета. В этот сюжет
Дюма внес существенную поправку: он сохранил жизнь принцу Датскому.
Забавно, но историческая хроника "Деяния датчан" Саксона Грамматика, из
которой Шекспир почерпнул сюжет для своей трагедии, тоже не описывает
смерти героя. Там он остается жив и побеждает своих врагов. Вот было бы
курьезно, если бы Дюма назвал свою пьесу "Историей истинного Гамлета,
принца Датского"...
Отношение к Дюма как к несерьезному сочинителю, небрежно обращающемуся
с историей, сильно затормозило процесс литературоведческого осмысления
творчества этого писателя, которое всерьез началось лишь в последние годы.
Чем объяснить такую предвзятость? Некоторые исследователи считают, что не
последнюю роль в этом сыграла зависть собратьев по перу к чересчур
плодовитому (более 500 произведений!) автору, пользовавшемуся колоссальной
популярностью у публики. Думается, подобное однозначное объяснение
недостаточно. Разве не было завистников у Гюго и Бальзака?
Возможно, помимо недоверия к легкости и плодовитости пера А. Дюма,
следует отметить особенность его идеологической позиции. Сын
республиканского генерала, участник революционных событий 1830 и 1848
годов, Дюма при этом дружил с наследным принцем Орлеанским, был принят в
королевских домах многих стран Европы и даже претендовал на портфель
министра культуры в правительстве Луи-Филиппа. Он фактически никогда не
стоял на так называемой "активной классовой позиции" и всех людей, от
последнего нищего до короля, оценивал по их человеческим качествам. Бурный,
политически ориентированный век не мог не считать такую позицию
легкомысленной. Эта же точка зрения по понятным причинам сохранялась в
официальной советской литературной критике и политике советского
книгоиздания: по данным Российской книжной палаты, вплоть до 50-х годов на
русском языке вышло всего 34 книги Дюма, а цифру 100 изданий русскоязычный
Дюма превысил лишь к 1977 году4. И это при том, что до революции выходили и
отдельные издания романов писателя, и Полное собрание романов в 24 томах
(84 кн.). Многие произведения А. Дюма, не соответствовавшие классовой
позиции советских идеологов (например, романы о Великой французской
революции), не переиздавались на русском языке с 1913 года и вплоть до
периода перестройки.
Другим поводом для подозрительности критики к произведениям А. Дюма