"Михаил Пухов. Костры строителей (Авт.сб. "Картинная галерея")" - читать интересную книгу автора

как теплоход, громадное, как пирамида, хотя его главные этажи, как
подводные части айсберга, уходили далеко в землю. Станция была уже совсем
близко, не выдвигалась из-за горизонта, а увеличивалась только за счет
приближения. Как стремительный призрак, глайдер мчался вниз над стрелой
шоссе, распарывая тьму ножами прожекторов. Стены леса уносились назад,
потом впереди под прожекторами сверкнул рыжий комочек, дорога куда-то
исчезла, ремни перерезали грудь, а сбоку уже вновь надвигалось шоссе -
медленно, страшно. Удар - скрежет металла - мрак.
- Жив?
Егоров открыл глаза. Он лежал на мягкой траве на обочине, по лицу
разгуливал ветер, неярко светили звезды. Бутов стоял перед ним на коленях,
уже улыбаясь.
- Обошлось, слава богу.
Да, обошлось. Ныло плечо, мысли метались. Рядом на дороге угадывалась
темная груда глайдера. Он лежал днищем вверх, распахнув пасть кабины. В
кронах невидимых деревьев шелестел ветер.
- Лисица, - сказал Бутов. - Выскочила на дорогу, машина пошла в прыжок,
но...
Бутов махнул рукой. Егоров помнил. Мрак - скрежет металла - удар.
Опрокинутое шоссе, рыжее пятно под ножами прожекторов. Но что-то было и
раньше.
Он приподнял голову и посмотрел вниз вдоль шоссе. Белый освещенный
квадрат отгораживал половину неба. Раньше, из кабины глайдера, Станция
казалась ближе. Там, где дорога упиралась в ее основание, все было усеяно
разноцветными точками. Люди.
- Потеряла устойчивость, - сказал Бутов. - Скорость, вы понимаете?..
Егоров смотрел вдоль дороги. Что-то произошло. Кажется, свечение вокруг
Станции неуловимо изменилось. Нет, там все осталось как было. Что-то
произошло, но не там.
Егоров по-прежнему лежал на земле, но одновременно ощущал, как сильный
восходящий поток как бы приподнимает его в воздух и уносит высоко вверх -
вверх в пространстве и времени, вверх над эпохами и просторами, над
людьми, событиями и судьбами - вверх, помогая окинуть взглядом мир, над
которым он поднимался. Он поднимался все выше, и все менялось, становясь
неоднозначным, туманным, таинственным, и многоликая жизнь текла в каждой
клеточке пространства, раскинувшегося вокруг на тысячи километров.
В лесах горели костры. И лес изменился, стал совершенно другим. Вернее,
он оставался прежним, но одновременно был первобытным дремучим лесом,
древней тайгой, по которой бродили саблезубые тигры и мамонты трубным
гласом сотрясали предутренний воздух. И там горели костры.
У костров сидели люди. Одетые в тяжелые шкуры, с каменными топорами на
коленях. Красные блики пламени лежали на их волосатых лицах, обращенных
туда, где высоко над землей поднималось белое здание Станции. В их глазах
была не тревога. Другое, новое чувство.
А немного поодаль по вольной бурливой воде плыли на север казацкие
струги под белыми парусами в манящую неизвестность. Казаки гребли, пели
песни и одобрительно усмехались, глядя туда, где в ночи вдруг вспыхнуло
невиданное доселе сияние.
И уже совсем в другом месте геологи XX века устало смотрели на странный
свет, разлитый над горизонтом. А по чистому небу полуночи проносились