"Тимур Исхакович Пулатов. Черепаха Тарази " - читать интересную книгу автора

налет меланхолии, смешанный со спасительной иронией, - это особенно
стилистически точно передает персидский язык, на котором и был написан
очередной бурлеск "На приеме у господа".
Все мы как бы просители в коридоре господа. С надеждой поглядываем на
дверь и думаем, не продешевим ли, когда войдем гуда с ходатайством.
Действительно, занял ты очередь, чтобы просить, скажем, маленький дом с
палисадником, а когда проберешься наконец к столоначальнику, то тот,
выслушав твою просьбу и просмотрев список оставшегося не раздаренного еще
добра, скажет: мол, все дома уже заняты на земле, но, чтобы не обидеть
тебя, предложит взамен лекарство от облысения.
Тут ты, естественно, замешкаешься, чтобы обдумать, что выгоднее на
сегодняшний день по базарным ценам - дом или это средство для волос, а так
как господь не любит тратить на прием одного посетителя больше, чем
положено, времени, го, будучи отцом строгим и дерзким, тут же выставит тебя
за дверь, сконфуженного, да так ловко, что даже не прищемит в проеме своей
патриаршей бороды.
Я тоже в этом коридоре, но всегда только делаю вид, что стою в
очереди. На самом же деле слоняюсь взад-вперед, то прилягу незаметно
отдохнуть под лавкой, то спрячусь в темноте в нише стены, чтобы побыть в
одиночестве, то, видя, что кто-то из просителей упал в беспамятстве от
духоты, исчезаю, бормоча, что бегу в аптеку, - и все потому, что у меня нет
никакой просьбы к господу.
Все другие перешептываются, сообща обдумывая какие-то дерзкие планы,
говорят вкрадчиво и доверительно, поддерживая друг друга за локти или
поправляя друг другу эполеты или мишуру мундиров, тут уже носятся этакие
маклеры - энергичные иудеи с бакенбардами, предлагая за умеренную плату
сочинить краткий, но очень убедительный вариант просительной бумаги, все в
суете, надеясь, что господь на дряхлости лет так наивен, что его легко
можно обвести вокруг пальца.
И только я один как бы вне игры, притворяюсь, что-то шепчу
заговорщическое, прижавшись щекой к чьей-нибудь теплой щеке, а потом,
утомившись и так ничего и не узнав полезного, снова незаметно отхожу в
сторону, - но едва тот, кто ведет список просителей, начинает свою
очередную перекличку, я снова тут как тут со всеми.
Да, я до неприличия робок, и это главная причина моего столь
опрометчивого поведения. Действительно, почему бы, например, мне не узнать
хотя бы элементарные вещи, так сказать, самые простые ходы ритуала? Ведь
разве не важно для пользы дела предстать перед господом этаким образцовым
просителем, тихим и кротким, как будто ты просишь не что-нибудь свое,
законное, а вовсе не заслуженное тобой, как в долг за будущее усердие?
Тогда тебе обязательно нужно узнать еще здесь, в коридоре, какого,
например, радиуса поклон ты должен отвесить столоначальнику,
продолжительный, до самых носков его сапог, вполне раболепный, или же
поклон легкий, уважительный, - ведь может оказаться, что господь не любит,
чтобы ты слишком явственно показывал ему свое нутро и отвешивал такой
поклон, как, скажем, неуклюжий слон перед дрессировщиком, - тогда все
пропало, легкий пинок в зад - и ты опять за холодной дверью.
А сама церемония подачи прошения - разве это маловажная деталь? Тут, в
коридоре, например, я заметил, что ты правой рукой что-то даешь, а левой
берешь, - как будто то, что ты берешь, менее важно, чем то, что ты даешь. А