"Тимур Исхакович Пулатов. Черепаха Тарази " - читать интересную книгу автора

Путешественник подправил седло, подтянул клетку, и лошадь, готовая
снова идти по пескам, стояла чуть прищурившись от солнца. Горделивого
нрава, она молча переносила и брань, и удары плети и преданно делила с
хозяином одиночество и кочевую жизнь, и за эту безропотность, участливость
Тарази и любил ее.
Тарази вскочил на лошадь и знаком велел черепахе следовать за ней.
Уже исчезли последние тени у кустов и барханов и солнце повисло над
всем пространством, навевая тоску. Белые холмики, насыпанные ветром за
ночь, не успели еще затвердеть от соли, и солнце просвечивало их насквозь,
от верхушки до основания.
Вот и коршун опустился на холмик, и сразу же от света, стелющегося по
песку, вокруг птицы задрожало, лучи закружились, наматываясь кольцами, и
было такое ощущение, будто хищник сидит внутри светового шара, а шар
покачивается в тумане, словно плывет по воде...
И только под копытами лошади, чуть выше соляной земли, стелились еще
сумерки. Лучи солнца, едва заблестев в кристалликах соли, сразу же отлетали
обратно, потрескивая и загораясь искорками всех цветов радуги. И если
сейчас какой-нибудь конокрад-разбойник крался бы за нашим путешественником,
он увидел бы удивительную картину: лошадь не шла медленным шагом, а парила
чуть выше земли, боясь обжечься искрой.
Но никто, кроме двух сусликов, не провожал нашего путешественника.
Поднявшись на задние лапы, а передние сложив важно на вздутых животах, они
обозревали местность, думая о тщетности бытия. Оба зверька узнали Тарази,
уже проежавшего взад-вперед по этим пескам, как заблудший, и, может быть,
именно это еще больше настраиватта их на меланхолический лад.
Но как бы ни скучна была эта местность и тосклива, Тарази подмечал
свои маленькие прелести в неприхотливой жизни песков.
Сейчас ему не терпелось скорее добраться к Орузу, чтобы вместе с
Ар-моном изучить диковинную черепаху, которая плелась сзади с неизменной
страдальческой миной на морде.
В пустыне Тарази острее ощущал одиночество, и не потому, что рядом с
ним никого ке было. Это пространство, где движение - лишь мираж, иллюзия,
рождало в его душе беспокойство.
Ведь когда все стоит и молча созерцает с видом правого, а ты
двигаешься, часто мудрствовал наш путешественник, то движение кажется
противоестественным. Потому Тарази в нетерпении поторапливает лошадь, хотя
торопиться вроде бы-некуда, никто его не ждет. Да и лошадь, увидев впереди
бархан или заросли, спешит, чтобы отдохнуть в прохладе, будто чувствует,
что за ними наблюдают.
Вот и теперь, едва поднявшись из лощины, Тарази заметил бархан, вдруг
пославший в их сторону какой-то неестественный матовый свет.
Лошадь захрапела, и отвела морду в сторону, и замедлила шаг.
Но путешественник все хлестал ее, все принуждал, пока лошадь опасливо
не приблизилась к бархану. Тарази, удивленный и сконфуженный, спрыгнул на
землю, поняв вдруг странное поведение лошади.
Да, это был тот самый бархан, на гребне которого они переночевали, -
знакомые очертания склонов, те же линии борозд и даже отпечатки копыт
лошади, не успевшие еще уйти в песок.
И только верхушка бархана, чуть взрыхленная и осыпавшаяся, была как бы
уликой, доказательством того, что холмик окольными путями двигался за