"А.С.Пушкин. Египетские ночи. (Полное собрание сочинений)" - читать интересную книгу автора

спросил он, с трудом удерживая свое негодование.
Неаполитанец заметил его досаду.
- Signor, - отвечал он запинаясь... - ho creduto... ho sentito... la
vostra Eccelenza mi perdonera...
- Что вам угодно? - повторил сухо Чарский.
- Я много слыхал о вашем удивительном таланте; я уверен, что здешние
господа ставят за честь оказывать всевозможное покровительство такому
превосходному поэту, - отвечал итальянец, - и потому осмелился к вам
явиться...
- Вы ошибаетесь, Signor, - прервал его Чарский. - Звание поэтов у нас не
существует. Наши поэты не пользуются покровительством господ; наши поэты
сами господа, и если наши меценаты (чорт их побери!) этого не знают, то тем
хуже для них. У нас нет оборванных аббатов, которых музыкант брал бы с
улицы для сочинения libretto. У нас поэты не ходят пешком из дому в дом
выпрашивая себе вспоможения. Впрочем вероятно вам сказали в шутку будто я
великий стихотворец. Правда я когда-то написал несколько плохих эпиграмм,
но слава богу с господами стихотворцами ничего общего не имею и иметь не
хочу.
Бедный итальянец смутился. Он поглядел вокруг себя. Картины, мраморные
статуи, бронзы, дорогие игрушки, расставленные на готических этажерках, -
поразили его. Он понял, что между надменным dandy, стоящим перед ним в
хохлатой парчевой скуфейке, в золотистом китайском халате, опоясанном
турецкой шалью, и им, бедным кочующим артистом, в истертом галстуке, и
поношенном фраке, ничего не было общего. Он проговорил несколько несвязных
извинений, поклонился и хотел выдти. Жалкий вид его тронул Чарского,
который, вопреки мелочам своего характера, имел сердце доброе и
благородное. Он устыдился раздражительности своего самолюбия.
- Куда ж вы? - сказал он итальянцу. - Постойте... Я должен был отклонить
от себя незаслуженное титло и признаться вам, что я не поэт. Теперь
поговорим о ваших делах. Я готов вам услужить, в чем только будет возможно.
Вы музыкант?
- Нет, eccelenza! - отвечал итальянец; - я бедный импровизатор.
- Импровизатор! - вскрикнул Чарский, почувствовав всю жестокость своего
обхождения. - Зачем же вы прежде не сказали, что вы импровизатор? - и
Чарский сжал ему руку с чувством искреннего раскаяния.
Дружеский вид его ободрил италиянца. Он простодушно разговорился о своих
предположениях. Наружность его не была обманчива; ему деньги были нужны; он
надеялся в России кое-как поправить свои домашние обстоятельства. Чарский
выслушал его со вниманием.
- Я надеюсь, - сказал он бедному художнику, - что вы будете иметь успех:
здешнее общество никогда еще не слыхало импровизатора. Любопытство будет
возбуждено; правда италиянский язык у нас не в употреблении, вас не поймут;
но это не беда; главное - чтоб вы были в моде.
- Но если у вас никто не понимает итальянского языка, - сказал
призадумавшись импровизатор, - кто ж поедет меня слушать?
- Поедут - не опасайтесь: иные из любопытства, другие, чтоб провести
вечер как-нибудь, третьи, чтоб показать, что понимают итальянский язык;
повторяю, надобно только, чтоб вы были в моде; а вы уж будете в моде, вот
вам моя рука.
Чарский ласково расстался с импровизатором, взяв себе его адрес, и в тот