"А.С.Пушкин. Египетские ночи. (Полное собрание сочинений)" - читать интересную книгу автора

ГЛАВА III.

Цена за билет 10 рублей; начало в 7 часов.
Афишка.

Зала княгини отдана была в распоряжение импровизатору. Подмостки были
сооружены; стулья расставлены в двенадцать рядов; в назначенный день, с
семи часов вечера, зала была освещена, у дверей перед столиком для продажи
и приема билетов сидела старая долгоносая женщина в серой шляпе с
надломленными перьями, и с перстнями на всех пальцах. У подъезда стояли
жандармы. Публика начала собираться. Чарский приехал из первых. Он принимал
большое участие в успехе представления, и хотел видеть импровизатора, чтоб
узнать, всем ли он доволен. Он нашел итальянца в боковой комнатке, с
нетерпением посматривающего на часы. Итальянец одет был театрально; он был
в черном с ног до головы; кружевной воротник его рубашки был откинут, голая
шея своею странной белизною ярко отделялась от густой и черной бороды,
волоса опущенными клоками осеняли ему лоб и брови. Все это очень не
понравилось Чарскому, которому неприятно было видеть поэта в одежде
заезжего фигляра. Он после короткого разговора возвратился в залу, которая
более и более наполнялась.
Вскоре все ряды кресел были заняты блестящими дамами; мужчины стесненной
рамою стали у подмостков, вдоль стен и за последними стульями. Музыканты с
своими пульпитрами занимали обе стороны подмостков. По средине стояла на
столе фарфоровая ваза. Публика была многочисленна. Все с нетерпением
ожидали начала; наконец в половине осьмого музыканты засуетилися,
приготовили смычки и заиграли увертюру из Танкреда. Все уселось и примолкло
- последние звуки увертюры прогремели... И импровизатор, встреченный
оглушительным плеском, поднявшимся со всех сторон, с низкими поклонами
приближился к самому краю подмостков.
Чарский с беспокойством ожидал, какое впечатление произведет первая
минута, но он заметил, что наряд, который показался ему так неприличен, не
произвел того же действия на публику. Сам Чарский не нашел ничего в нем
смешного, когда увидел его на подмостках, с бледным лицом, ярко освещенным
множеством ламп и свечей. Плеск утих; говор умолк... Италиянец, изъясняясь
на плохом французском языке, просил господ посетителей назначить несколько
тем, написав их на особых бумажках. При этом неожиданном приглашении, все
молча поглядели друг на друга, и никто ничего не отвечал. Италиянец,
подождав не много, повторил свою просьбу робким и смиренным голосом.
Чарский стоял под самыми подмостками, им овладело беспокойство; он
предчувствовал, что дело без него не обойдется, и что принужден он будет
написать свою тему. В самом деле, несколько дамских головок обратились к
нему и стали вызывать его сперва в полголоса, потом громче, и громче.
Услыша имя его, импровизатор отыскал его глазами у своих ног, и подал ему
карандаш и клочок бумаги с дружескою улыбкою. Играть роль в этой комедии
казалось Чарскому очень неприятно, но делать было нечего; он взял карандаш
и бумагу из рук италиянца, написал несколько слов; италиянец взяв со стола
вазу, сошел с подмостков, поднес ее Чарскому, который бросил в нее свою
тему. Его пример подействовал; два журналиста, в качестве литераторов,
почли обязанностию написать каждый по теме; секретарь неаполитанского