"А.С. Пушкин. Капитанская дочка (Полное собрание сочинений)" - читать интересную книгу автора

намерен писать со мною к будущему моему начальнику, и потребовал пера и
бумаги.
"Не забудь, Андрей Петрович", - сказала матушка - "поклониться и от меня
князю Б.; я-дескать надеюсь, что он не оставит Петрушу своими милостями".
- Что за вздор! - отвечал батюшка нахмурясь. - К какой стати стану я
писать к князю Б.?
"Да ведь ты сказал, что изволишь писать к начальнику Петруши".
- Ну, а там что?
"Да ведь начальник Петрушин - князь Б. Ведь Петруша записан в Семеновский
полк".
- Записан! А мне какое дело, что он записан? Петруша в Петербург не
поедет. Чему научится он служа в Петербурге? мотать да повесничать? Нет,
пускай послужит он в армии, да потянет лямку, да понюхает пороху, да будет
солдат, а не шаматон. Записан в гвардии! Где его пашпорт? подай его сюда.
Матушка отыскала мой паспорт, хранившийся в ее шкатулке вместе с
сорочкою, в которой меня крестили, и вручила его батюшке дрожащею рукою.
Батюшка прочел его со вниманием, положил перед собою на стол, и начал свое
письмо.
Любопытство меня мучило: куда ж отправляют меня, если уж не в Петербург?
Я не сводил глаз с пера батюшкина, которое двигалось довольно медленно.
Наконец он кончил, запечатал письмо в одном пакете с паспортом, снял очки,
и подозвав меня, сказал: "Вот тебе письмо к Андрею Карловичу P., моему
старинному товарищу и другу. Ты едешь в Оренбург служить под его
начальством".
Итак все мои блестящие надежды рушились! Вместо веселой петербургской
жизни ожидала меня скука в стороне глухой и отдаленной. Служба, о которой
за минуту думал я с таким восторгом, показалась мне тяжким несчастием. Но
спорить было нечего. На другой день по утру подвезена была к крыльцу
дорожная кибитка; уложили в нее чамодан, погребец с чайным прибором и узлы
с булками и пирогами, последними знаками домашнего баловства. Родители мои
благословили меня. Батюшка сказал мне: "Прощай, Петр. Служи верно, кому
присягнешь; слушайся начальников; за их лаской не гоняйся; на службу не
напрашивайся; от службы не отговаривайся; и помни пословицу: береги платье
с нову, а честь с молоду". Матушка в слезах наказывала мне беречь мое
здоровье, а Савельичу смотреть за дитятей. Надели на меня зайчий тулуп, а
сверху лисью шубу. Я сел в кибитку с Савельичем, и отправился в дорогу,
обливаясь слезами.
В ту же ночь приехал я в Симбирск, где должен был пробыть сутки для
закупки нужных вещей, что и было поручено Савельичу. Я остановился в
трактире. Савельич с утра отправился по лавкам. Соскуча глядеть из окна на
грязный переулок, я пошел бродить по всем комнатам. Вошед в биллиардную,
увидел я высокого барина, лет тридцати пяти, с длинными черными усами, в
халате, с кием в руке и с трубкой в зубах. Он играл с маркером, который при
выигрыше выпивал рюмку водки, а при проигрыше должен был лезть под биллиард
на четверинках. Я стал смотреть на их игру. Чем долее она продолжалась, тем
прогулки на четверинках становились чаще, пока наконец маркер остался под
биллиардом. Барин произнес над ним несколько сильных выражений в виде
надгробного слова, и предложил мне сыграть партию. Я отказался по неумению.
Это показалось ему, невидимому, странным. Он поглядел на меня как бы с
сожалением; однако мы разговорились. Я узнал, что его зовут Иваном