"А.С. Пушкин. Капитанская дочка (Полное собрание сочинений)" - читать интересную книгу автора

Ивановичем Зуриным, что он ротмистр гусарского полку и находится в
Симбирске при приеме рекрут, а стоит в трактире. Зурин пригласил меня
отобедать с ним вместе чем бог послал, по-солдатски. Я с охотою согласился.
Мы сели за стол. Зурин пил много и потчивал и меня, говоря, что надобно
привыкать ко службе; он рассказывал мне армейские анекдоты, от которых я со
смеху чуть не валялся, и мы встали изо стола совершенными приятелями. Тут
вызвался он выучить меня играть на биллиарде. "Это" - говорил он -
"необходимо для нашего брата служивого. В походе, например, придешь в
местечко - чем прикажешь заняться? Ведь не все же бить жидов. Поневоле
пойдешь в трактир и станешь играть на биллиарде; а для того надобно уметь
играть!" Я совершенно был убежден, и с большим прилежанием принялся за
учение. Зурин громко ободрял меня, дивился моим быстрым успехам, и после
нескольких уроков, предложил мне играть в деньги, по одному грошу, не для
выигрыша, а так, чтоб только не играть даром, что, по его словам, самая
скверная привычка. Я согласился и на то, а Зурин велел подать пуншу и
уговорил меня попробовать , повторяя, что к службе надобно мне привыкать; а
без пуншу, что и служба! Я послушался его. Между тем игра наша
продолжалась. Чем чаще прихлебывал я от моего стакана, тем становился
отважнее. Шары поминутно летали у меня через борт; я горячился, бранил
маркера, который считал бог ведает как, час от часу умножал игру, словом -
вел себя как мальчишка, вырвавшийся на волю. Между тем время прошло
незаметно. Зурин взглянул на часы, положил кий, и объявил мне, что я
проиграл сто рублей. Это меня немножко смутило. Деньги мои были у
Савельича. Я стал извиняться. Зурин меня прервал: "Помилуй! Не изволь и
беспокоиться. Я могу и подождать, а покаместь поедем к Аринушке".
Что прикажете? День я кончил так же беспутно, как и начал. Мы отужинали у
Аринушки. Зурин поминутно мне подливал, повторяя, что надобно к службе
привыкать. Встав изо стола, я чуть держался на ногах; в полночь Зурин отвез
меня в трактир. Савельич встретил нас на крыльце. Он ахнул, увидя
несомненные признаки моего усердия к службе. "Что это, сударь, с тобою
сделалось?" - сказал он жалким голосом, "где ты это нагрузился? Ахти
господи! отроду такого греха не бывало!" - Молчи, хрыч! - отвечал я ему,
запинаясь; - ты верно пьян, пошел спать... и уложи меня.
На другой день я проснулся с головною болью, смутно припоминая себе
вчерашние происшедствия. Размышления мои прерваны были Савельичем, вошедшим
ко мне с чашкою чая. "Рано, Петр Андреич", - сказал он мне, качая головою -
"рано начинаешь гулять. И в кого ты пошел? Кажется, ни батюшка, ни дедушка
пьяницами не бывали; о матушке и говорить нечего: отроду, кроме квасу в
рот ничего не изволила брать. А кто всему виноват? проклятый мусье. То и
дело, бывало к Антипьевне забежит: "Мадам, же ву при, водкю". Вот тебе и же
ву при! Нечего сказать: добру наставил, собачий сын. И нужно было нанимать
в дядьки басурмана, как будто у барина не стало и своих людей!"
Мне было стыдно. Я отвернулся и сказал ему: Поди вон, Савельич; я чаю не
хочу. Но Савельича мудрено было унять, когда бывало примется за проповедь.
"Вот видишь ли, Петр Андреич, каково подгуливать. И головке-то тяжело, и
кушать-то не хочется. Человек пьющий ни на что негоден... Выпей-ка
огуречного рассолу с медом, а всего бы лучше опохмелиться полстаканчиком
настойки Не прикажешь ли?"
В это время мальчик вошел, и подал мне записку от И. И. Зурина. Я
развернул ее и прочел следующие строки: