"А.С. Пушкин. Пиковая дама (Полное собрание сочинений)" - читать интересную книгу автора

Лизавета Ивановна вошла в капоте и в шляпке.
- Наконец, мать моя! - сказала графиня. - Что за наряды! Зачем это?. .
кого прельщать?.. А какова погода? - кажется, ветер.
- Никак нет-с, ваше сиятельство! очень тихо-с! - отвечал камердинер.
- Вы всегда говорите наобум! Отворите форточку. Так и есть: ветер! и
прехолодный! Отложить карету! Лизанька, мы не поедем нечего было
наряжаться.
- И вот моя жизнь! - подумала Лизавета Ивановна.
В самом деле, Лизавета Ивановна была пренесчастное создание. Горек чужой
хлеб, говорит Данте, и тяжелы ступени чужого крыльца, а кому и знать горечь
зависимости, как не бедной воспитаннице знатной старухи? Графиня ***,
конечно, не имела злой души; но была своенравна, как женщина, избалованная
светом, скупа и погружена в холодный эгоизм, как и все старые люди,
отлюбившие в свой век и чуждые настоящему. Она участвовала во всех
суетностях большого света, таскалась на балы, где сидела в углу,
разрумяненная и одетая по старинной моде, как уродливое и необходимое
украшение бальной залы; к ней с низкими поклонами подходили приезжающие
гости, как по установленному обряду, и потом уже никто ею не занимался. У
себя принимала она весь город, наблюдая строгий этикет и не узнавая никого
в лицо. Многочисленная челядь ее, разжирев и поседев в ее передней и
девичьей, делала, что хотела, наперерыв обкрадывая умирающую старуху.
Лизавета Ивановна была домашней мученицею. Она разливала чай, и получала
выговоры за лишний расход сахара; она вслух читала романы, и виновата была
во всех ошибках автора; она сопровождала графиню в ее прогулках, и отвечала
за погоду и за мостовую. Ей было назначено жалованье, которое никогда не
доплачивали; а между тем требовали от нее, чтоб она одета была, как и все,
то есть как очень немногие. В свете играла она самую жалкую роль. Все ее
знали, и никто не замечал; на балах она танцовала только тогда, как не
доставало vis-а-vis, и дамы брали ее под руку всякой раз, как им нужно было
идти в уборную поправить что-нибудь в своем наряде. Она была самолюбива,
живо чувствовала свое положение, и глядела кругом себя, - с нетерпением
ожидая избавителя; но молодые люди, расчетливые в ветреном своем тщеславии,
не удостоивали ее внимания, хотя Лизавета Ивановна была сто раз милее
наглых и холодных невест, около которых они увивались. Сколько раз, оставя
тихонько скучную и пышную гостиную, она уходила плакать в бедной своей
комнате, где стояли ширмы, оклеенные обоями, комод, зеркальце и крашеная
кровать, и где сальная свеча темно горела в медном шандале!
Однажды, - это случилось два дня после вечера, описанного в начале этой
повести, и за неделю перед той сценой, на которой мы остановились, -
однажды Лизавета Ивановна, сидя под окошком за пяльцами, нечаянно взглянула
на улицу, и увидела молодого инженера, стоящего неподвижно и устремившего
глаза к ее окошку. Она опустила голову и снова занялась работой; через пять
минут взглянула опять, - молодой офицер стоял на том же месте. Не имея
привычки кокетничать с прохожими офицерами, она перестала глядеть на улицу,
и шила около двух часов, не приподнимая головы. Подали обедать. Она встала,
начала убирать свои пяльцы, и, взглянув нечаянно на улицу, опять увидела
офицера. Это показалось ей довольно странным. После обеда она подошла к
окошку с чувством некоторого беспокойства, но уже офицера не было, - и она
про него забыла...
Дня через два, выходя с графиней садиться в карету, она опять его