"А.С. Пушкин. Станционный смотритель (Полное собрание сочинений)" - читать интересную книгу автора

В 1816 году, в мае месяце, случилось мне проезжать через ***скую
губернию, по тракту, ныне уничтоженному. Находился я в мелком чине, ехал на
перекладных, и платил прогоны за две лошади. В следствие сего смотрители со
мною не церемонились, и часто бирал я с бою то, что, во мнении моем,
следовало мне по праву. Будучи молод и вспыльчив, я негодовал на низость и
малодушие смотрителя, когда сей последний отдавал приготовленную мне тройку
под коляску чиновного барина. Столь же долго не мог я привыкнуть и к тому,
чтоб разборчивый холоп обносил меня блюдом на губернаторском обеде. Ныне то
и другое кажется мне в порядке вещей. В самом деле, что было бы с нами,
если бы вместо общеудобного правила: чин чина почитай, ввелось в
употребление другое, на пример: ум ума почитай? Какие возникли бы споры! и
слуги с кого бы начинали кушанье подавать? Но обращаюсь к моей повести.
День был жаркий. В трех верстах от станции *** стало накрапывать, и через
минуту проливной дождь вымочил меня до последней нитки. По приезде на
станцию, первая забота была поскорее переодеться, вторая спросить себе чаю.
"Эй Дуня!" закричал смотритель, "поставь самовар, да сходи за сливками".
При сих словах вышла из-за перегородки девочка лет четырнадцати, и побежала
в сени. Красота ее меня поразила. "Это твоя дочка?" спросил я смотрителя. -
"Дочка-с" отвечал он с видом довольного самолюбия; "да такая разумная,
такая проворная, вся в покойницу мать". Тут он принялся переписывать мою
подорожную, а я занялся рассмотрением картинок, украшавших его смиренную,
но опрятную обитель. Они изображали историю блудного сына: в первой
почтенный старик в колпаке и шлафорке отпускает беспокойного юношу, который
поспешно принимает его благословение и мешок с деньгами. В другой яркими
чертами изображено развратное поведение молодого человека: он сидит за
столом, окруженный ложными друзьями и бесстыдными женщинами. Далее,
промотавшийся юноша, в рубище и в треугольной шляпе, пасет свиней и
разделяет с ними трапезу; в его лице изображены глубокая печаль и
раскаяние. Наконец представлено возвращение его к отцу; добрый старик в том
же колпаке и шлафорке выбегает к нему на встречу: блудный сын стоит на
коленах; в перспективе повар убивает упитанного тельца, и старший брат
вопрошает слуг о причине таковой радости. Под каждой картинкой прочел я
приличные немецкие стихи. Вс° это до ныне сохранилось в моей памяти, также
как и горшки с бальзамином и кровать с пестрой занавескою, и прочие
предметы, меня в то время окружавшие. Вижу, как теперь, самого хозяина,
человека лет пятидесяти, свежего и бодрого, и его длинный зеленый сертук с
тремя медалями на полинялых лентах.
Не успел я расплатиться со старым моим ямщиком, как Дуня возвратилась с
самоваром. Маленькая кокетка со второго взгляда заметила впечатление,
произведенное ею на меня; она потупила большие голубые глаза; я стал с нею
разговаривать, она отвечала мне безо всякой робости, как девушка, видевшая
свет. Я предложил отцу ее стакан пуншу; Дуне подал я чашку чаю, и мы втроем
начали беседовать, как будто век были знакомы.
Лошади были давно готовы, а мне вс° не хотелось расстаться с смотрителем
и его дочкой. Наконец я с ними простился; отец пожелал мне доброго пути, а
дочь проводила до телеги. В сенях я остановился и просил у ней позволения
ее поцаловать; Дуня согласилась... Много могу я насчитать поцалуев, с тех
пор, как этим занимаюсь, но ни один не оставил во мне столь долгого, столь
приятного воспоминания.
Прошло несколько лет, и обстоятельства привели меня на тот самый тракт, в