"А.С. Пушкин. Бахчисарайский фонтан (Полное собрание сочинений)" - читать интересную книгу автора

правоверные вместо столов употребляют низкие круглые скамьи, на которых
ставят подносы, и едят на них сидя, поджав под себя ноги, на полу.
Ты легко догадаться можешь, что в стороне от сего строения находился
гарем, неприступный для всех, кроме хана, и для него одного имеющий
сообщение чрез коридор с дворцом. Эта часть более всех в упадке. Разные
домики, в коих некогда жертвы любви, или, лучше сказать, любострастия,
томилися в неволе, представляют теперь печальную картину разрушения;
обвалившиеся потолки, изломанные полы. Время сокрушило узилище; но что в
том пользы, когда то же время, роком узницам определенное, протекло для них
безотрадно, в рабских угождениях одному, не по сердцу избранному другу, но
жестокому властелину! - а краю сего гарема стоит на большом дворе высокая
шестиугольная беседка, с решетками вместо окон, из которой, как сказывают,
ханские жены, невидимые, смотрели на игры, въезды послов и другие позорища.
Иные говорят, будто тут хан любовался фазанами и показывал их любимицам
своим. Это последнее потому только вероятно, что петух с семейством своим
есть единственная картина, которую супруг-мусульманин может представлять
невольницам своим в оправдание многоженства. - Между сею полусогнившею
беседкою и комнатою, о которой я говорил, на нижнем помосте, с марморным
фонтаном, есть прекрасный цветничек, где мирт и розы могли некогда внушать
песни татарскому Анакреону.
Но пора оставить сии грудь теснящие памятники невольничества и выйти
подышать на чистом воздухе. Вот насупротив больших ворот, на конце двора, к
горе примыкающегося, терасы в четыре уступа, на коих плодоносные деревья,
виноград на решетках и прозрачные источники, с уступа на другой лиющиеся в
каменные бассейны. Может быть, некогда мурзы-цередворцы, уподобляя Гиреев
владыкам Вавилона, сравнивали и терасы их с висящими садами Семирамисы: но
теперь крымское чудо сие представляет вид опустения, так как и все
памятники в Тавриде. Более всего жаль драгоценнейшего здесь сокровища,
воды: многие трубы уже засорились, а некоторые источники и совсем исчезли.
За мечетью, вне двора, кладбище ханов и султанов владетельного дома
Гиреев. Прах их покоится под белыми, марморными гробницами, осененными
высокими тополями, ореховыми и шелковичными деревьями. Тут лежат Менгли и
отец его, основатель могущества царства крымского. Все памятники покрыты
надписями...
Прежде нежели оставить сию юдоль сна непробудного, я укажу тебе отсюда
на холм, влево от верхней садовой терасы, на коем стоит красивое здание с
круглым куполом: это мавзолей прекрасной грузинки, жены хана Керим-Гирея.
Новая Заира, силою прелестей своих, она повелевала тому, кому все здесь
повиновалось; но не долго: увял райский цвет в самое утро жизни своей, и
безотрадный Керим соорудил любезной памятник сей, дабы ежедневно входить в
оный и утешаться слезами над прахом незабвенной. Я сам хотел поклониться,
гробу красавицы, но нет уже более входа к нему: дверь наглухо заложена.
Странно очень, что все здешние жители непременно хотят, чтобы эта
красавица была не грузинка, а полячка, именно какая-то Потоцкая, будто бы
похищенная Керим-Гиреем. Сколько я ни спорил с ними, сколько ни уверял их,
что предание сие не имеет никакого исторического основания, и что во второй
половине XVIII века не так легко было татарам похищать полячек; все доводы
мои остались бесполезными: они стоят в одном: красавица была Потоцкая; и я
другой причины упорству сему не нахожу, как разве принятое и справедливое
мнение, что красота женская есть, так сказать, принадлежность рода