"А.С. Пушкин. Бахчисарайский фонтан (Полное собрание сочинений)" - читать интересную книгу автора

Потоцких".

(*) Селамид владел от 1587 до 1610.


II.

ОТРЫВОК ИЗ ПИСЬМА.

Из Азии переехали мы в Европу(*) на корабле. Я тотчас отправился на так
названную Митридатову гробницу (развалины какой-то башни); там сорвал
цветок для памяти и на другой день потерял без всякого сожаления. Развалины
Пантикапеи не сильнее подействовали на мое воображение. Я видел следы улиц,
полузаросший ров, старые кирпичи и только. Из Феодосии до самого Юрзуфа
ехал я морем. Всю ночь не спал; луны не было; звезды блистали; передо мною
в тумане тянулись полуденные горы... "Вот Четырдаг", сказал мне капитан. Я
не различил его, да и не любопытствовал. Перед светом я заснул. Между тем
корабль остановился в виду Юрзуфа, Проснувшись, увидел я картину
пленительную: разноцветные горы сияли; плоские кровли хижин татарских
издали казались ульями, прилепленными к горам, тополи, как зеленые колонны,
стройно возвышались между ними; справа огромный Аю-даг... и кругом это
синее, чистое небо, и светлое море, и блеск, и воздух полуденный...
В Юрзуфе жил я сиднем, купался в море и объедался виноградом; я тотчас
привык к полуденной природе и наслаждался ею со всем равнодушием и
беспечностию неаполитанского Lazzaroni. Я любил, проснувшись ночью, слушать
шум моря и заслушивался целые часы. В двух шагах от дома рос молодой
кипарис; каждое утро я посещал его и к нему привязался чувством, похожим на
дружество. Вот все, что пребывание мое в Юрзуфе оставило у меня в памяти.
Я объехал полуденный берег, и путешествие М. оживило во мне много
воспоминаний, но страшный переход его по скалам Кикенеиса не оставил ни
малейшего следа в моей памяти. По горной лестнице взобрались мы пешком,
держа за хвост татарских лошадей наших. Это забавляло меня чрезвычайно, и
казалось каким-то таинственным, восточным обрядом. Мы переехали горы, и
первый предмет, поразивший меня, была береза, северная береза! Сердце мое
сжалось: я начал уж тосковать о милом полудне, хотя все еще находился в
Тавриде, все еще видел и тополи и виноградные лозы. Георгиевский монастырь
и его крутая лестница к морю оставили во мне сильное впечатление. Тут же
видел я и баснословные развалины храма Дианы. Видно мифологические предания
счастливее для меня воспоминаний исторических, по крайней мере тут посетили
меня рифмы.
В Бахчисарай приехал я больной. Я прежде слыхал о странном памятнике
влюбленного хана. К** поэтически описывала мне его, называя la fontaine des
larmes. Вошед во дворец, увидел я испорченный фонтан; из заржавой железной
трубки по каплям падала вода. Я обошел дворец с большой досадою на
небрежение, в котором он истлевает, и на полуевропейские переделки
некоторых комнат. N. N. почти насильно повел меня по ветхой лестнице в
развалины гарема и на ханское кладбище:

Но не тем
В то время сердце полно было: