"А.С. Пушкин. История Пугачева (Полное собрание сочинений)" - читать интересную книгу автора

чиновник Тайной экспедиции. Пугачев, пока его везли, кланялся на обе
стороны. За санями следовала еще конница и шла толпа прочих осужденных.
Очевидец (в то время едва вышедший из отрочества, ныне старец, увенчанный
славою поэта и государственного мужа) описывает следующим образом кровавое
позорище:
"Сани остановились против крыльца лобного места. Пугачев и любимец его
Перфильев, в препровождении духовника и двух чиновников, едва взошли на
эшафот, раздалось повелительное слово: на караул, и один из чиновников
начал читать манифест. Почти каждое слово до меня доходило.
При произнесении чтецом имени и прозвища главного злодея, также и
станицы, где он родился, обер-полицеймейстер спрашивал его громко: ты ли
донской казак, Емелька Пугачев? Он столь же громко ответствовал; так,
государь, я донской казак, Зимовейской станицы, Емелька Пугачев. Потом, во
все продолжение чтения манифеста, он, глядя на собор, часто крестился;
между тем, как сподвижник его, Перфильев, немалого роста, сутулый, рябой и
свиреповидный, стоял неподвижно, потупя глаза в землю. По прочтении
манифеста, духовник сказал им несколько слов, благословил их и пошел с
эшафота. Читавший манифест последовал на ним. Тогда Пугачев, сделав с
крестным знамением несколько земных поклонов, обратился к соборам, потом с
уторопленным видом стал прощаться с народом; кланялся во все стороны,
говоря прерывающимся голосом: прости, народ православный; отпусти, в чем я
согрубил пред тобою... прости, народ православный! При сем слове экзекутор
дал знак: палачи бросились раздевать его; сорвали белый бараний тулуп;
стали раздирать рукава шелкового малинового полукафтанья. Тогда он сплеснул
руками, повалился навзничь, и в миг окровавленная голова уже висела в
воздухе..." (107)
Палач имел тайное повеление сократить мучения преступников. У трупа
отрезали руки и ноги, палачи разнесли их по четырем углам эшафота, голову
показали уже потом и воткнули на высокий кол. Перфильев, перекрестясь,
простерся ниц и остался недвижим. Палачи его подняли, и казнили так же, как
и Пугачева. Между тем, Шигаев, Падуров и Торнов уже висели в последних
содроганиях... В сие время зазвенел колокольчик; Чику повезли в Уфу, где
казнь его должна была совершиться. Тогда начались торговые казни; народ
разошелся; осталась малая кучка любопытных около столба, к которому, один
после другого, привязывались преступники, присужденные к кнуту. Отрубленные
члены четвертованных мятежников были разнесены по Московским заставам, и
несколько дней после, сожжены вместе с телами. Палачи развеяли пепел.
Помилованные мятежники были, на другой день казней, приведены пред
Грановитую палату. Им объявили прощение, и при всем народе сняли с них
оковы.
Так кончился мятеж, начатый горстию непослушных казаков, усилившийся по
непростительному нерадению начальства, и поколебавший государство от Сибири
до Москвы, и от Кубани до Муромских лесов. Совершенное спокойствие долго
еще не водворялось. Панин и Суворов целый год оставались в усмиренных
губерниях, утверждая в них ослабленное правление, возобновляя города и
крепости, и искореняя последние отрасли пресеченного бунта. В конце 1775
года обнародовано было общее прощение, и повелено все дело предать вечному
забвению. Екатерина, желая истребить воспоминание об ужасной эпохе,
уничтожила древнее название реки, коей берега были первыми свидетелями
возмущения. Яицкие казаки переименованы были в Уральские, а городок их