"А.С. Пушкин. Переписка 1825-1837 (Полное собрание сочинений)" - читать интересную книгу автора

безвинности. Вс -таки я от жандарма еще не ушел, легко может, уличат меня в
политических разговорах с каким-нибудь из обвиненных. А между ими друзей
моих довольно (NB оба ли Раевские взяты, и в самом ли деле они в крепости?
напиши, сделай милость). Теперь положим, что правительство и захочет
прекратить мою опалу, с ним я готов условливаться (буде условия
необходимы), но вам решительно говорю не отвечать и не ручаться за меня.
Мое будущее поведение зависит (1) от обстоятельств, от обхождения со мною
правительства etc.
Итак остается тебе положиться на мое благоразумие. Ты можешь требовать
от меня свидетельств об этом новом качестве. Вот они.
В Кишеневе я был дружен с маиором Раевским, с генералом Пущиным и
Орловым.
Я был массон в Киш.<еневской> ложе, т. е. в той, за которую уничтожены в
России все ложи.
Я наконец был в связи с большею частию нынешних заговорщиков.
Покойный император, сослав меня, (2) мог только упрекнуть меня в
безверии.
Письмо это не благоразумно конечно, но должно же доверять иногда и
счастию. Прости, будь счастлив, это покаместь первое мое желание.
Прежде, чем сожжешь это письмо, (3) покажи его Кар<амзину> и
посоветуйся с ним. Кажется, можно сказать царю: В.<аше> в.<еличество>, если
Пушкин не замешан, то нельзя ли наконец позволить ему возвратиться? -
Говорят, ты написал стихи на смерть Алекс.<андра> - предмет богатый! - Но
в теченьи десяти лет его царствования, лира твоя молчала. Это лучший упрек
ему. Никто более тебя не имел права сказать: глас лиры, глас народа. Следств. я
не совсем был виноват, подсвистывая ему до самого гроба.


241. П. А. Катенин - Пушкину.
3 февраля 1826 г. Петербург.

Извини, любезнейший Александр Сергеевич, что я так давно тебе не
отвечал: в нынешнее смутное время грустна даже беседа с приятелем. Жандр
сначала попался в беду, но его вскоре выпустили; о других общих наших
знакомых отложим разговор до свидания; и почему бы ему не быть вскоре? -
Стихотворения твои я читал, большая часть мне давно известна; но скажи
пожалуй, к какому К-ну ты пишешь нечто о Колосовой? Многие думают, что
ко мне, но я в первый раз прочел эти стихи в печатной книге. Ты часто
изволишь ставить начальные буквы таинственно: в Невском Альманахе
(издатель должен быть слишком добрый человек) после Полевого et compagnie
стоит какой-то К.. дальный ваш (чей?) родня; моя совесть чиста, ибо по сию
пору я ни в Невском, ни в другом альманахе ничего не печатал, во злые люди!...
Однако чорт с ними, я хочу поговорить с тобою о человеке очень хорошем,
умном, образованном и мне коротко знакомом; назвать до времени не могу. Он
намерен в начале будущего года выдать также альманах, разумеется не такой,
как нынешние; я для него решаюсь нарушить мой зарок и написать что-нибудь
порядочное, время есть; сверьх того я вызвался выпросить стихов у тебя, и
надеюсь, что ты не введешь меня в лгуны; более: я прошу у тебя таких стихов,
которыми бы ты сам был доволен, вещи дельной. Будь умница и не откажи.
Готовое теперь ты вероятно еще прежде издашь, но это вс равно, будет другое,