"Вольфганг Ганс Путлиц. По пути в Германию (воспоминания бывшего дипломата) " - читать интересную книгу автора

наивными расчетами на то, что можно организовать противодействие фашизму
внутри министерства иностранных дел. В связи с демонстративной отставкой
старого немецкого дипломата и друга семьи Путлицов - Притвица 30 июня 1934
года автор пишет:

"Если бы министерство иностранных дел, вместо того чтобы
жонглировать трусливыми отговорками, в это мгновение последовало бы его
примеру, режиму был бы нанесен удар. Поскольку этого не было сделано, все
сотрудники министерства иностранных дел оказались морально разоруженными и
отданными на произвол оппортунизма. С этого момента соглашательская политика
подтачивала основы нашего министерства". [10]

Мы остановились на этих наивных расчетах Путлица потому, что и в
дальнейшем надежды на "всеспасительную роль" министерства иностранных дел не
покидали автора книги. После того как началась война, Путлиц всерьез
полагал, что демонстративный уход немецких дипломатов со своей службы и
переход их в лагерь западных держав мог бы привести к крушению фашистской
дипломатии. "Я не переставал надеяться, - пишет он, - что не останусь
единственным, своевременно составившим план, как уйти в этот решающий
момент". И здесь как в идеологии, так и в поступках Путлица обнаруживается
тот "груз прошлого", о котором пишет сам автор. Путлиц был далек от
понимания необходимости борьбы широких демократических масс против
гитлеровского режима. Он тешил себя надеждой на какой-то "дворцовый
переворот" силами баронских сынков из министерства иностранных дел.
Идеология "риттергутсбезитцеров" цепко держала в своих объятиях барона цу
Путлица. Она причудливым образом смешивалась с философией Шпенглера, которым
увлекался Путлиц - юноша с идеями "пан-Европы" графа Куденгове-Калерги,
произведениями которого зачитывался молодой Путлиц, и, наконец, с
"мировоззренческим багажом" милитаристско-фашистского толка. "Было бы
нечестным, - пишет Путлиц о том периоде, - если бы я сегодня утверждал, что
в то время мне была ясна заведомая ложь сбивчивых нацистских лозунгов". А в
другом месте книги он признает: "Потребовалась вторая мировая война, чтобы я
прозрел".
Значительно проще, чем в идеологии фашизма, было разобраться в
разбойничьих методах фашистской дипломатии. Кредо этой политики было
сформулировано одним из фашистских "фюреров" - Розенбергом на совещании
"унифицированного" министерства иностранных дел Германии. Несколько
поколений немецких дипломатов воспитывалось на известном изречении Бисмарка:
"Политика - это искусство возможного". Это изречение вдалбливали в голову
дирксенам, притвицам и вейцзекерам, - одним словом, всем потомственным
дипломатам Германии. [11] Разумеется, это изречение трактовалось довольно
широко: империалистической дипломатией Германии оно понималось всегда как
призыв к достижению "предела" реваншистских и агрессивных требований
германского милитаризма. Однако фашистов не устраивала и такая трактовка.
Розенберг сформулировал новое правило фашистской дипломатии, которое стало
руководством для авантюристической внешней политики фашистов: "Политика -
искусство делать невозможное возможным". Иными словами, речь шла о попытке
достигнуть заведомо недостижимой цели - стать властелинами Европы, господами
мира.
Такая "политика катастрофы", против которой в свое время предупреждал