"Владимир Пузий(Аренев). Разделенная любовь" - читать интересную книгу автора

...Как мы жили тогда? Не в норах, точно. Но где?! В высоченных ли
блестящих коробках, тянувшихся к небесам (кажется, их так и называли -
"неборезы")? Или - в громадных каменных замках - с полотнищами
разноцветных флагов да гобеленов, с рвами позеленевшей воды, с тяжелыми
подъемными мостами? А может, в миниатюрных домиках, возведенных на
исполинских деревьях?.. в подземных городах, всегда ярко освещенных,
полных людьми?.. в ступенчатых пирамидах?.. на воздушных островах?.. в
подводных сферах?.. Странно, я помню их все - но лишь визуально, не
ощущениями.
Впрочем, где бы мы ни жили, жили мы скверно, вели себя скверно. В этом я
не сомневаюсь. Достаточно посмотреть на загоны, в которых мы оказались.
...Но как именно мы себя вели? Что случилось? Иногда вспоминается:
пылающий лес, стволы деревьев подпирают небеса, огонь же обугливает тучи -
и сверху, на крыши, на головы, в ладони падает пепел, пепел, пепел... А
потом и крыши, и головы, и ладони - их тоже охватывает пламя. ...Порой
вижу другое: вскипевшее море шипящей густо-черной волной ударяет в берег,
вымазывает его в своей нефти-крови; пар заполняет все пространство между
домами, ничего не видно, воздух опаляет кожу, кто-то кричит, что-то
падает, визжат псы - те, которые на цепях, которые не успели сбежать...
Или: мощнейший слой снега, холодные хлопья продолжают опускаться на плечи,
давят к земле; треск - то ли сломалось дерево, то ли не выдержал тяжести
снегового воротника электрический столб... или это провалилась крыша
соседней хибары? снег лежит на земле вот уже который год, последних ворон
съели, кажется, еще несколько месяцев назад, а крысы резко поумнели и
безнаказанно вынимают из ловушек последние куски кожаных изделий...
Одно точно - та земля и то море, которыми мы владели, уничтожены. Да и мы
- живы ли?
Вы сидите вокруг меня, на корточках или просто опустившись на землю; ваши
руки безвольно висят, лежат на коленях или слегка упираются в грунт
сжавшимися кулаками; ссутулившиеся, с длинными космами, вы все - живете
ли? О некоторых я мог бы сказать - "да" - потому что глаза у них еще горят
светом Солнца и звезд. В остальных царит тьма загонов.
Точно такая же тьма волнами прибоя накатывается на острова моей памяти - и
вымывает, с каждой секундой выламывает малые крохи. Когда-нибудь море
поглотит эти острова. И чтобы сохранить хоть что-то, я вновь заполняю
ковчег моего рассказа словами - и отправляю на поиски подходящей души.
Нас, выживших, тогда тоже погрузили на какой-то ковчег.
Ну же, моя память-островок, где ты?!
...Только размытый силуэт в тумане.
...Только тугие полоски пут - и не понять, то ли это для твоей же
безопасности, чтобы в испуге не навредил самому себе, рванувшись куда не
следует; то ли - чтобы обезопасить себя (кого "себя"?!) от твоей ярости.
Куда-то несут, мягко, почти без рывков. На лице - то ли слезы, то ли
дождь; а может, это, пока я был без сознания, какой-то начальник, брызгая
мне на лицо слюной, кричал носильщикам, что сектор переполнен и следует
тащить "этого" в сектор соседний? Вот и несут.
Принесли.
Болезненный блеклый свет тончайшими лезвиями рассекает слезные железы - я
тихо рыдаю, стыдясь самого себя. Душа рвется на клочья. Осознаю всю
непоправимость случившегося, понимаю, что и я частично причастен к нему.