"Константин М.Радов. Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные " - читать интересную книгу автора

Джулиану терпеть не мог из-за ее раздражительности, громогласности и
склонности именно меня, нежеланного нахлебника, превращать в мишень своего
дурного настроения, хотя мужу, служанке и соседям тоже доставалось. Глядя на
прошлое спокойно, следует, впрочем, заметить, что для девушки из славянской
деревни, попавшей в город в качестве прислуги, она добилась просто
выдающегося житейского успеха, проявив редкое упорство, ум, цепкость и
изворотливость. Сначала изучить и усвоить городские нравы, манеры, язык так,
чтобы ее принимали за прирожденную венецианку, потом добиться места в доме
знатной и по-настоящему богатой семьи, и наконец разглядеть в приходящем
учителе человека несамостоятельного, нуждающегося в руководстве и попросту в
няньке, которого легко можно женить на себе - вот ступени продвижения на
более высокий уровень в обществе. Беда в том, что общественная лестница в
Венеции очень длинна, а образование дает некоторый престиж, но не дает
достатка. Мало где можно встретить такое количество людей ученых, но бедных.
Антонио относился к числу искренне любящих науку, однако не пользующихся
взаимной любовью, по нехватке таланта. Необходимость содержать семью,
кормить двух, а потом трех собственных детей, да еще некстати свалившегося
на голову племянника приковала его к урокам, как каторжника к веслу. Он с
утра до вечера принимал учеников у себя дома, возмещая количеством
сравнительную дешевизну этих лекций и печально вздыхая по поводу тупости
обучаемых. Не помню, с какого возраста, - кажется, всегда - мне разрешалось
оставаться в комнате во время уроков. Не знаю, почему мне, а не родным
детям: может, благодаря умению вести себя тихо и незаметно, сидя в уголке
комнаты или прямо под столом для занятий так, что меня и видно не было; а
может, дядюшка заметил мою способность защищать окружающих от громов и
молний, извергаемых его супругой, привлекая оные на себя, подобно как
прибор, изобретенный недавно господином Франклином из Филадельфии,
привлекает на себя громы небесные. Конечно, дядюшка Антонио не дожил до
опытов Франклина, но аналогичный принцип он применял вполне сознательно.
Что будет с младенцем, который с утра до вечера дышит воздухом,
насыщенным латинскими вокабулами? Который раз сто (а может, двести, кто
знает) слышал затверженную на память дядюшкиными учениками речь Цицерона
против Катилины? Многие десятки раз - другие латинские тексты? Да в такой
атмосфере и бессловесная тварь заговорит на языке древних римлян. Попугай,
во всяком случае, непременно. Я, правда, очень долго молчал, понимая, что
должен вести себя тихо. Мне было лет пять, когда страдания одного из
школяров, особенно мучительно вспоминавшего столь любимую дядюшкой речь
Цицерона, побудили начать подсказывать ему из своего угла.
Нерадивый ученик был спасен, потому что изумленный учитель начал
экзаменовать меня вместо него, и чем дальше, тем выше поднимался градус его
изумления. Длиннейшая речь на память, без запинки (я и до сих пор ее помню),
отрывки из других текстов, обыкновенно задаваемых ученикам, чтение из книг,
письмо, - на этом начались трудности: хотя я знал буквы и видел, как пишут
на грифельной доске, рука не была набита, - все равно для ребенка в столь
несмышленом возрасте эти умения казались чудом. Доселе дядюшка меня едва
замечал, а теперь единым днем я поднялся в его мнении на огромную высоту. Он
сразу начал использовать мои знания и как живой укор бестолковым ученикам
("смотри, балбес, это даже младенцы знают...") и как витрину своих
учительских талантов, заставляя декламировать латинских классиков перед
всеми, кто имел неосторожность заглянуть в дом Джованетти. Успех подобных