"Эдвард Радзинский. Сансон" - читать интересную книгу автора(тогда уже всех обвиняли в заговорах - это было самое употребительное
слово); и заявили, что ей предоставлена народом великая милость - кровью искупить свои преступления. Этими судьями были граждане Денизо и Руайе. С ними пришли еще два депутата Конвента. Пришли поглазеть на когда-то всемогущую красавицу - как она будет умирать! Кстати, с Денизо и Руайе я тоже встречусь на эшафоте. В той же канцелярии я приготовлю их к смерти, теми же ножницами отрежу волосы и повезу на той же телеге, что и мою маленькую Дюбарри... Я велел помощникам начинать готовить ее. С искаженным, ставшим таким безобразным лицом, она боролась с ними. Трое держали ее, пока четвертый срезал роскошные волосы, готовя ее к объятьям гильотины. Потом я взял с собой несколько локонов и долго вспоминал запах ее волос, запах моей юности... Наконец она впала в забытье и позволила связать себе руки. Только горько плакала, все время плакала... Я посадил ее на свою телегу, сел впереди и всю дорогу не оборачивался: боялся - узнает! И всю дорогу - горькие рыдания, каких я не слышал никогда в жизни. А я знаю в этом толк - много было рыданий в этой телеге! Все улицы были заполнены народом, и наши славные патриоты кричали: "Да здравствует Республика! Смерть королевской шлюхе!" - и приветствовали меня, славного Шарло, который так ловко отправляет на небеса врагов Республики. ожидания смерти. Но двадцать лет назад я сказал ей правду - теперь я ей пригодился! При виде гильотины она упала в обморок, и я тотчас велел нести ее на эшафот - первой! Однако она немедленно пришла в себя, стала отбиваться, и все обращалась ко мне, все кричала: - Минуточку, еще только одну минуточку, господин палач! Мы встретились глазами, и в этот миг, клянусь, она меня узнала! И тогда я приказал помощникам - быстрее! Она продолжала сражаться с ними, пока они торопливо привязывали ее к доске. И все кричала, все молила меня: - Минуточку, господин палач, еще одну минуточку!.. Я дернул за веревку - все было кончено! Был обычай - показывать отрубленную голову народу. Но я не мог поднять эту голову, которую целовал когда-то... И вот юнец в красном колпаке выскочил на эшафот и потребовал показать ее голову! Народ грозно гудел. Я предложил юнцу помочь мне - сделать это самому, если он, конечно, не боится крови. Он прокричал в толпу, что кровь врагов народа доставляет ему только радость! И народ аплодировал ему. Я попросил его открыть кожаную крышку ящика, куда скатывались головы несчастных. Мне показалось, что он побледнел... Но наклонился, достал голову, подошел к краю эшафота и... рухнул вместе с ее головой! Она катилась по помосту, а он лежал без движения. Доктор потом сказал, что его сразил апоплексический удар. Я так и не знаю до сих пор, что его убило - ужас или то, что происходило в те мгновенья в душе моей... |
|
|