"В.Редер. Пещера Лейхтвейса, том 3 " - читать интересную книгу автора

народа было людей, которые в случае надобности охотно укрыли бы у себя
Лейхтвейса и его товарищей. Но такого случая еще ни разу не бывало, так как
Лейхтвейс всегда умел вовремя добираться до своего убежища, которое было
столь же неприступно, как любая крепость. Представителям властей часто
приходилось выслушивать насмешки и злорадные замечания по поводу того, что
полиции все не удавалось обезвредить разбойников, а на ярмарках и площадях
часто распевались песни в честь Лейхтвейса в насмешку над полицией. А
"попугаи" - так звали полицейских благодаря их зеленой форме - злились еще и
потому, что никому из них не удавалось заработать награду в две тысячи
талеров, назначенную герцогом за поимку Лейхтвейса. Словом, достаточно было
упомянуть имя Лейхтвейса, чтобы испортить настроение судьям и полицейским. А
тут внезапно пришло известие, что есть возможность без особого труда
схватить и задержать Лейхтвейса со всей его шайкой.
Кто же принес это известие? Кто сделался доносчиком? Кто надеялся
получить награду в две тысячи талеров? Лейхтвейс не ошибся, высказывая
своему другу Зигристу предположение, что за домом Ганнеле учрежден надзор.
Он только ошибся, полагая, что за домом наблюдает полиция. Из допроса
Ганнеле судебный следователь Преториус вынес убеждение, что она совершенно
не причастна к исчезновению своего мужа и что она не была замешана в
преступлении, совершенном над рыжим Иостом. Обычно довольно прозорливого
следователя в данном случае обманули невинное лицо Ганнеле и полные слез
глаза ее. Поэтому он и не счел нужным производить наблюдение за домом
Ганнеле. Если бы дело зависело от полиции, то разбойники совершенно спокойно
отпраздновали бы свадьбу. Тот, кто знал об этой свадьбе, кто знал также
убийцу рыжего Иоста - именно скрипач Франц, - тоже не был опасен. Он был
вовремя устранен. Благодаря коварству Ганнеле, Франц до поры до времени был
обезврежен и лежал в погребе под беседкой в весьма плачевном для бедного
калеки состоянии.
Но в Доцгейме находился еще один человек, который в течение последних
недель постоянно наблюдал за нею, подобно тигру, выжидающему свою
беззащитную жертву. Давно уже по ночам в лесу прятался какой-то человек,
который, как только гасли огни в комнате Ганнеле, подходил к саду, перелезал
через забор в сад, а затем обходил дом со всех сторон, отмечая малейшее
подозрительное явление. От этого шпиона не скрылись посещения Отто Резике;
часто он видел, как Отто под вечер входил в сад и возвращался оттуда лишь
под утро, кутаясь в свой плащ. Тогда жирное лицо шпиона расплывалось в
злорадной улыбке. А по утрам, когда лучи восходящего солнца уже золотили
верхушки деревьев, когда петухи возвещали наступление дня, тогда этот
человек стоял обыкновенно на опушке леса и, по-видимому, думал о том, как
быть дальше. Тогда в его коварных глазах появлялось выражение, подобное
тому, какое является у скряги, пересчитывающего свои сокровища; губы его
раскрывались, и он шептал:
- Еще не время. Рано еще. Одного этого мало, хотя, в сущности, дело
только меня и касается. Но я хочу поймать всех, всех до одного.
А затем шпион скрывался в лесу и медленно уходил к себе домой, в
Доцгейм. Именно этот-то шпион, скорее всего, должен был бы скрывать
посещения Отто у Ганнеле и даже пытаться отвлечь внимание полиции от
молодого разбойника - ведь это был доцгеймский мельник, отец Отто Резике. Он
не мог простить своему сыну, что тот не подчинился его воле и не женился на
дочери богатого трактирщика, он не мог простить Отто, что тот, поработав