"Борис Раевский. В нашу пользу (рассказы)" - читать интересную книгу автора

должен был бороться с турком Али-Гусейном и победить его. На репетициях
точно установили ход схватки: захват руки на ключ, стремительный бросок и
туше. Все эти приемы Пивоваров и Али-Гусейн (артист Самохин) повторили
десятки раз, и казалось, сцена уже идет как по маслу.
Но Пивоваров все же чувствовал какую-то неудовлетворенность: скованно,
слишком напряженно велась борьба.
Это ощущали и режиссер, и Гургенидзе. Трижды снимали эту сцену, и все
неудачно.
- Повторить! - басом скомандовал Строков. - Мотор!
- Есть мотор!
И эпизод начали снимать четвертый раз. Разгорячившись, Пивоваров вдруг
словно забыл весь этот тщательно разработанный каскад приемов. Он схватился
с Али-Гусейном по-настоящему. Неожиданным быстрым полусуплесом кинул его
через себя, турок стал на мост, и Пивоваров начал яростно дожимать его. -
Так, так! - оживившись, шептал режиссер.
Оператор не отрывался от глазка.
Пивоваров и сам чувствовал: сцена идет легко, живо, естественно. И
когда потом просмотрели отснятые кадры, так и оказалось.
Кто не знает, как делается фильм, тому не объяснишь тот подъем, то
нервное напряжение, в котором пребывают все исполнители в период съемки. В
эти месяцы все, начиная от костюмеров и осветителей и кончая режиссером,
сценаристом и директором картины, теряют счет дням и часам, как на войне или
у постели тяжелобольного.
И Пивоваров, хотя уже привык к съемкам, в эти недели и месяцы
чувствовал себя так, словно пульс у него вдруг резко участился, а тело, как
в космосе, потеряло весомость.
Как всегда, снимали сцены вперемежку; то из финала фильма, то из начала
и середины; все путалось, к тому же некоторые эпизоды потом браковались, их
надо было играть заново, и у артистов постепенно исчезало ощущение-много
отснято или мало? Где конец?
Только всеведущий режиссер, не расстающийся с истрепанным, исчерканным
цветными карандашами сценарием, знал это.
Поэтому Пивоварову показалось неожиданным, когда однажды небритый,
осунувшийся Лупитц с шелушащимся, как всегда, носиком на бегу кинул, что
завтра-послезавтра конец.
И вдруг все оборвалось. Внезапно наступила тишина и спокойствие. Это
было почти невероятно. Такое чувство знакомо морякам, когда восьмибалльная
буря вдруг сменяется полным штилем.
Съемки окончились. Правда, впереди было еще много работы: монтаж,
"шумы", музыка и прочее. Но Пивоварова это уже не касалось.
Первые два дня он отдыхал. Отдыхал примитивно, но о большем он пока и
не мечтал. Много спал, сидел в сквере, полузакрыв глаза, подставив лицо
ветерку и солнцу, кормил голубей на площади возле старой церкви.
Так приятно было забыть о надоевших тренировках на ковре, о всяких
суплесах, переворотах и захватах.: Даже зарядку по утрам и ту забросил.
В свободное время он с женой обсуждал планы поездки на Кавказ,
разрабатывал пеший поход по Военно-Сухумской дороге.
Так прошло несколько дней. Но вскоре Пивоваров почувствовал пустоту.
Чего-то будто не хватало.
"Отдых, как известно, быстро приедается", - подумал он и поехал на