"Николай Раевский. Дневник галлиполийца" - читать интересную книгу автора

нас в Совдепию. Настроение в лагере стало более спокойным. Заблуждаться,
однако, ни в коем случае нельзя. Большую часть офицеров и солдат удерживает
от распыления не патриотический порыв, а полное отсутствие возможности
где-нибудь устроиться.
7 апреля.
В 15 ч. 30 м. первый "сеанс" нашей газеты наконец состоялся. Говорили
Ряснянский, я и один офицер Дроздовского полка (о Совдепии). Кроме того,
играл оркестр и пел хор 4-го Конного полка. Народу было довольно мало
(человек 300). Причина - по частям вовремя не объявили и, кроме того,
"Устная газета" совпала с футболом. Ряснянский говорил хорошо, моим докладом
публика, кажется, тоже осталась довольна, но дроздовец читал совсем слабо.
8 апреля.
Обошел сегодня все шесть артиллерийских дивизионов, приглашая желающих
на совещание лекторов. Офицеры одной из Корниловских офицерских рот
пригласили меня к себе в палатку и попросили дать дополнительные сведения о
Бразилии. Рассказал, что мог. Потом долго говорили. Общее впечатление от
беседы довольно печальное. В глубине души, видимо, почти каждому хочется
стать беженцем. Это, конечно, понятно - люди прежде всего устали. Если
возобновится борьба, рано или поздно каждого из них, пехотинцев, ждет
смерть, а умирать никому не хочется, особенно в те чудные, весенние дни,
которые теперь стоят. Меня иногда (особенно почему-то по вечерам) самого
берет сомнение. Я постепенно отстаю от строевой работы. Мое некоторое умение
говорить и довольно хорошее знание иностранных языков рано или поздно,
вероятно, используют, и вряд ли я больше попаду куда-нибудь под огонь. С
другой стороны, я, сколько могу, стараюсь что-нибудь сделать для сохранения
Армии и, значит, хотя в минимальной степени, но все-таки беру на себя
ответственность за дальнейшие смерти.
Недавно думал о судьбе Вани Ш.{36}, и вдруг узнаю, что он здесь. Ноги
нет, но все-таки приехал в Галлиполи. Женился и явился сюда с женой и ее
родителями. Ване самое большее двадцать первый год.
26 апреля.
Опять давно не писал своего дневника. Много воды утекло за эти две
недели, хотя ничего, собственно говоря, не изменилось.
Наша "газета" в Корниловский день (13 апреля) прошла очень успешно.
Пела Н.В.Плевицкая. С большим подъемом говорил полковник Савченко. Я
приготовил коротенькую речь, но не выступил, так как "сеанс" затянулся. В
тот же день вечером я получил предписание отправиться в Офицерскую
артиллерийскую школу на курсы летчиков-наблюдателей. Предписание было от
Инаркора{37}, и возражать не приходилось.
Не могу сказать, чтобы я был рад этому переселению в город на 5 недель.
Не хочется бросать преподавание французского языка и отрываться от "Устной
газеты". Зашел в штаб лагерного сбора откланяться. Генерал Витковский был со
мной чрезвычайно любезен. Я ему обещал приходить в лагерь на "газету".
Выяснилось, что в школу я вызван для преподавания радиотелеграфа. Английские
руководства, которые мне удалось достать, сильно помогут, но все-таки и
самому придется подзаняться.
Помещение в школе довольно скверное - развалины старой мечети, кое-как
приведенные в жилой вид. В дождь крыша сильно протекает, но зато дали
матрасики (американские) и есть вестовые, а я до сих пор с трудом обхожусь
без прислуги.