"Николай Раевский. Дневник галлиполийца" - читать интересную книгу автора

странно, у них и в храме чужого Бога чувствовалось молитвенное настроение. Я
прямо боялся, что кто-нибудь из наших перекрестится в тот момент, когда
турки падали на колени.
15 мая.
Послал несколько дней тому назад письмо Ряснянскому. Предлагаю прочесть
на тему "Учащиеся и война". Докладываю также о необходимости прочесть
что-нибудь насчет невозможности эволюции большевизма. Многие из офицеров уже
думают противное. "У.Г." сегодня не состоялась. Полковника Ряснянского не
мог застать до позднего вечера, в конце концов он оказался дома и накормил
меня хорошим ужином. Переговорили о всех текущих делах. Положение в общем
неважное. По-моему, надежды на удержание в Армии крестьян не остается почти
никакой. Длительного морального напряжения они не выдержат. Приходится
считаться с тем, что в частях в конце концов останется тот же элемент, что и
в первом Корниловском походе, то есть по преимуществу офицеры и учащиеся.
Думаю подать докладную записку о мерах, которые надо предпринять для
удержания в Армии учащихся. Земский cоюз будет давать лекторам "У.Г."
небольшое вознаграждение.
16 мая.
Опоздал сегодня на свою лекцию в школе, так как не был предупрежден о
том, что она перенесена на утро. Затем меня вызвал начальник школы. Я думал,
что генерал Дынников намерен мне устроить некоторый разнос за уход в лагерь
без его разрешения, но оказалось совершенно другое. Генерал предложил мне
остаться переводчиком при школе. Я поблагодарил, но отказался. Сказал
откровенно, что мне неудобно сейчас уходить из строевой части. Мои
"политические враги" следят весьма внимательно за всем, что я делаю, и
обязательно воспользовались бы всякой моей оплошностью, чтобы повсюду меня
ругать.
26 мая.
За то время, что я не писал дневника, в Корпусе произошли крупные
события. 21 мая французы совершенно неожиданно прислали пароход и предложили
желающим отправиться в Болгарию, не сообщив даже об этом нашему
командованию. Из частей началось бегство офицеров и солдат. У нас в батарее
ушло трое вольноопределяющихся. Ясно было, что при дальнейшем прибытии
пароходов Корпус развалился бы. Генерал Кутепов издал, по-моему, совершенно
логичный и обдуманный приказ{41}, предлагая всем чинам Корпуса немедленно
сделать выбор: либо перейти в беженцы, либо остаться в Армии, но с тем, что
оставшиеся в случае попытки к бегству будут подвергаться смертной казни{42}.
Пессимисты давно уже считали, что в случае издания такого приказа,
разрешающего уйти всем желающим, останется не больше 5-10%. На самом деле
после некоторых колебаний ушло не больше 20-25%{43}. В нашей батарее
перевелось в беженцы из 70 офицеров шестеро - в том числе подпоручик П. Он
последний из приехавших вместе со мной в 1918 году из Лубен добровольцев.
Кадет В. и Демка Степанюк уехали "в Бразилию" (и попали в Аяччио),
фейерверкер М. несколько дней тому назад - в Болгарию. Когда-то в
Воронежской губернии я обещал "моим" добровольцам, что не уйду от них до
конца. Я сдержал свое слово и теперь могу считать себя свободным.
На днях читал в Корниловском военном училище "Учащиеся и война" (III).
27 мая.
Сегодня по предложению Шевлякова и Савченко{44} должен снова читать
"Учащиеся и война" (в сокращенном виде) на публичном заседании Высших