"Мириам Рафтери. По вине Аполлона " - читать интересную книгу автора

гостиная с бархатными портьерами на окнах, музыкальная комната с роялем и
клавесином и особенно приглянувшаяся мне библиотека в одной из башенок с
сотнями книг в кожаных переплетах в высоких, до потолка, книжных шкафах.
Эти семейные фото совершенно не походили на те нескромные снимки,
которые любил делать мой отец, когда, разумеется, он бывал достаточно трезв,
чтобы удерживать в руках "Полароид". Несомненно вам знакомы подобные
фотографии - я, ребенком, размазываю овсянку по своему высокому детскому
стульчику; мой брат Алекс дергает меня за волосы, когда я репетирую свою
роль перед первым прослушиванием, ну и так далее в том же духе. Слава Богу,
что папа не мог позволить себе "Камкордер", а то мы вообще бы не знали
покоя.
Фотографии Джошуа и его жены были в высшей степени благопристойными,
как и фотографии Натаниэля в разном возрасте, включая последний свадебный
снимок, на котором он был запечатлен со своей молодой женой Пруденс. Были
здесь и фотографии маленькой Виктории в коляске замысловатой конструкции.
Однако, как ни странно, фотографии Джессики отсутствовали. Не вырвал ли их
из фамильного альбома кто-нибудь из членов семьи в приступе гнева?
Фотографий было много, но от чего я прямо-таки глаз не могла оторвать,
так это от сделанного профессиональным фотографом снимка Натаниэля в полный
рост, который меня просто завораживал. У Натаниэля была необычайно броская
внешность. Высокий, мускулистый, он своими усами, резкими, словно
высеченными из камня чертами лица и уверенной позой чрезвычайно напоминал
собой путешественника и исследователя девятнадцатого века. На фотографии он
был в костюме в тонкую полоску, рубашке с крахмальным воротничком и с
карманными часами на цепочке. Его густые черные волосы блестели, намазанные
по моде тех лет бриллиантином, но взор мой приковывали совсем не они. То,
что влекло меня, словно магнитом, заставляя вновь и вновь обращаться к этой
фотографии, были его глаза - темные, властные, требующие внимания.
Смежив веки, я попыталась мысленно представить Стюарт-хауз в зените его
славы, когда в бальном зале звучала музыка и под огромной сверкающей огнями
люстрой кружились в вальсе пары. Уверена, любой психоаналитик сказал бы, что
подобные фантазии совсем не удивительны для привыкшей подавлять свои эмоции
женщины из неблагополучной семьи, которая появилась на свет в результате
союза совсем юной девушки и безработного актера-алкоголика. Я поклялась
себе, что никогда не повторю маминой ошибки. И однако я отдала бы не
раздумывая свои экземпляр первого издания "Радостей секса" за один только
вальс в этом бальном зале с несравненным Натаниэлем Стюартом.
Натаниэль, любила повторять Виктория, был человеком, опередившим свое
время. И в этом я была с ней совершенно согласна. В Стюарт-хаузе были
солнечные часы, мастерская, темная комната для печатания фотографий и даже
метеорологическая станция за домом. А также конюшня, каретный сарай,
кукольный домик для Виктории и возвышавшаяся посреди английского сада белая
изящная беседка.
Все исчезло, все. Только сам дом и стоял еще на месте - слабая тень
самого себя в прошлом. По иронии судьбы ему было суждено уцелеть во время
сильнейшего землетрясения и пожара для того только, чтобы пасть жертвой
человеческой жадности и равнодушия. Пруденс, несчастная жена Натаниэля,
вышедшая вторично замуж за Квентина Феннивика, умерла через год после
свадьбы, и безутешный вдовец тут же приказал снести обе пострадавшие от огня
башенки на доме. Я вспомнила, как содрогнулась Виктория, рассказывая мне о