"Мириам Рафтери. По вине Аполлона " - читать интересную книгу автора

том, как они рухнули вниз на улицу, и меня охватил гнев. Каким человеком
нужно было быть, чтобы пойти на такое?
Феннивик надстроил четвертый этаж, сохранив лишь небольшую часть
"вдовьей дорожки" на крыше, после чего нанятый им подрядчик разгородил дом
на отдельные квартирки, которые стали сдаваться в аренду. Во время жилищного
бума после первой мировой войны Феннивик постарался выжать из дома
дополнительную прибыль, расширив фасад почти до улицы и устроив там еще
несколько квартир. После его смерти такие же, как и он, жадные наследники
продали Стюарт-хауз, ставший к тому времени бельмом на глазу у всего
квартала, какому-то владельцу трущоб, который стал сдавать комнаты мелким
торговцам наркотиками, мигрантам и сутенерам. Жильцы в доме постоянно
менялись; постепенно оттуда было вынесено все, что не было прибито гвоздями
к полу и стенам. В конце восьмидесятых годов городские власти объявили дом
непригодным для проживания.
Последние фотографии дома производили тягостное впечатление, вызывая в
душе какую-то неизъяснимую тоску, и, глядя на заколоченные окна и стены,
изрисованные местными любителями настенной живописи, я почувствовала, как на
глаза у меня наворачиваются слезы. Участок приобрела какая-то строительная
компания, намеревавшаяся использовать его в коммерческих целях. Через
несколько дней бесполезный старый дом снесут, и на его месте будут построены
пиццерия и видеосалон.
Если только не произойдет чуда.
Я закрыла глаза, не в силах долее смотреть на фотографии. Затем вновь
убрала их в папку и положила на прежнее место в ящик стола.
- Эй, ленивец,- слегка ткнула я носком, туфли Аполлона под бок.- Пора
идти. Нас ждет Виктория.
Уютно устроившись на ее диванчике, мы пили чай. Или, вернее, пила я,
тогда как Аполлон с шумом лакал свой из фарфоровой миски с отбитыми краями.
Не успели мы войти, как он тут же принялся возбужденно ходить взад-вперед по
комнате и скрести лапами в дверь, словно ему не терпелось как можно скорее
уйти отсюда. Поэтому Виктория и налила ему в миску чая с ромашкой, чтобы,
как она выразилась, "успокоить его нервы".
- Ну, что же,- произнесла со вздохом Виктория, продолжая мерно
покачиваться в своем кресле-качалке. Руки ее были сложены на коленях, и
сквозь тонкую, прозрачную, как папиросная бумага, кожу явственно проступали
голубые жилки.- Думаю, сейчас самое время.
- Время для чего? - спросила я удивленно.
- Разумеется для того, чтобы рассказать тебе конец моей истории.
Слова Виктории меня несколько озадачили. Вот уже несколько недель она
рассказывала мне о своей жизни, но рассказывала отрывочно, постоянно
перескакивая с одного на другое. Так, я узнала о ее детских годах,
проведенных в Стюарт-хаузе, и о последующих событиях - как ее после
землетрясения отправили к тете с дядей, а те запирали ее в чулане, боясь,
как бы обезображенное лицо племянницы не распугало их гостей. Ее родная мать
появилась после землетрясения и попыталась забрать ее к себе, но из этого
ничего не вышло, так как дядя Виктории обратился в суд и добился того, что
Джессика была объявлена неспособной воспитывать своего ребенка.
Когда Виктории исполнилось восемнадцать, она попыталась получить место
учительницы, но ни одна школа не решилась взять девушку на работу из-за ее
шрамов. В конце концов она устроилась преподавать систему Брайля в школе для