"Богомил Райнов. Элегия мертвых дней" - читать интересную книгу автора

посещаемость заведения. В нем всегда хватало народу, а в обеденное время
здесь было и вовсе не протолкнуться.
Компанией, из-за которой я, бывало, хаживал сюда, верховодил Талей,
здоровенный бугай с невероятно вместительной утробой, по крайней мере в
отношении спиртного. По неписаному закону у каждой кабацкой компании был
свой неофициальный, но общепризнанный вожак. Компании были разные, вожаки
так же, но один принцип оставался неизменным: вожаком становился человек,
пользовавшийся авторитетом, а под этим, между прочим, подразумевалось и то,
что он пьянел медленнее, чем остальные. В корчме в глубине двора верховодил
Гошо Свинтус, в "Трявне" - Замбо, в "Шевке" - Ламар, а в "Морге" - Талей.
Если бы в один прекрасный день вожаки вздумали потягаться силами, то, я
уверен, Талей всех заткнул бы за пояс.
За столом Талей не любил вдаваться в досужие разговоры, но если даже и
вдавался, то они отнюдь не сводились к сентенциям о смысле жизни. Это были
простые и деловые люди, без потуг на артистическую изысканность. Один из
них, завидев меня, всегда восклицал:
- Мы не умеем сочинять стихи. Самое большое, на что мы способны, это
нализаться...
Реплика встречалась одобрительными возгласами остальных присутствующих,
убежденных, что пьянство есть высшая форма творческой деятельности, причем в
любом случае гораздо более полезная, чем стихоплетство.
Талей, как и большинство здоровяков атлетического сложения, был сущим
добряком и всегда встречал меня с распростертыми объятиями, хотя и несколько
опасался, что я, будучи подшофе, могу погрузиться в какую-нибудь серьезную
тему и всем наскучить. Здесь не мудрствовали, здесь пили основательно и без
лишней суеты, так что вздумай я угнаться за принятыми здесь темпами, меня
через пару часов вполне могли вынести на носилках.
Берлоги на дне бездны были мрачными, иногда даже ужасающими, но не знаю
почему, я заходил сюда чаще, чем в артистические заведения типа "Луки",
"Пальмы", "Бродяги" и прочих. Может, потому, что в артистических заведениях
часть посетителей собиралась не для того, чтобы выпить, а для того, чтобы
пофасонить. То была другая разновидность кабацкой фауны - люди, которых
хлебом не корми, но дай порисоваться. Такой посетитель за одной рюмкой ракии
или вина обменяется со знакомыми или с шапочно знакомыми тремя дюжинами
приветствий и улыбок, намелет вздору с три короба, все содержание и
единственный смысл коего сводится к тому, чтобы обратили внимание на его
собственную персону, он кокетничает тем, как небрежно забрасывает ногу на
ногу, держит мундштук и поднимает бокал, как поблескивает на солнце его
перстень. Завсегдатаи берлог, может, и не отличались высокой духовной
культурой, но по крайней мере не скрывали этого.
Надо сказать, что в Софии того времени было полным-полно всяких
кабаков, у города даже была собственная кабацкая география, начиная с
заведений для богатой клиентуры такого рода, как "Элита", продолжая
квартальными, не менее известными пивнушками типа "Длинной" или "Широкой" и
кончая берлогами на дне, теми, о которых я уже упоминал, и другими в
Подуене, по Гробарской или у вокзала, носящими разные названия и посещаемыми
лишь грузчиками да окрестными извозчиками. В этих названиях сквозила
довольно странная находчивость содержателей заведений, и, как мне помнится,
в Тырново я встретился со Светославом Минковым в пивнушке, увенчанной, бог
знает почему, вывеской "Среднее образование".