"Шамиль Ракипов. Прекрасны ли зори?.." - читать интересную книгу автора

Иван так и уснул с моим кубызом в руке.
На рассвете мы с Иваном вышли во двор и приплели отрезанные волосы к
хвосту кобылы. Правда, ее хвост теперь выглядел не таким уж роскошным и
длинным, но к ней все же вернулся приличный вид. Пока у кобылы вырастет
новый хвост, никто не заметит, что этот у нее приставной.
Долго мы любовались преобразившейся кобылой. Обходили ее со всех
сторон. Легонько подергивали за хвост, для проверки - не оторвется ли.
А потом я вынес из сарая припрятанные там сапоги, и мы, не теряя
времени, помчались к дяде Родиону. Он так ловко пересадил голенище с одного
сапога на другой, что сам Иван не сразу мог различить, какой сапог починили.
Теперь я за друга не волновался. Однако держал в руках изуродованный сапог
Халиуллы-абзыя и растерянно почесывал затылок, не зная, что с ним делать.
Подумав, решил положить обратно в сундук. До осени дяде сапоги не
понадобятся, и до того времени я смогу жить спокойно...
Дядя Давид и Иван у нас погостили еще денек. Потом на рассвете уехали.
Иван увез мой кубыз. Я словно потерял сразу двух друзей. Мне в первые дни
был очень скучно, и я не знал, чем заняться.
Видно, Иван тоже скучал по мне. Он стал приезжать к нам каждую неделю.
А то и дважды на неделе. Хорошо, что рудник Первомайка, где они жили,
находился не очень далеко.
В то лето, вскоре после того, как уехали от нас Чернопятки, приехала
моя мать. Через несколько дней мы с ней отправились в ее родную деревню под
Казанью, в Ямаширму. А оттуда в Апакай подались.
В Ямаширме мы бывали часто. Там не счесть сколько маминых
родственников. Оказывается, и сам я считаюсь ямаширменским. А это вот как
получилось. В 1914 году, когда грянула первая мировая война, маме решила,
что надежнее все же жить в сельской местности, и там, где побольше
родственников. Земля - она как мать: как-нибудь да прокормит. Взяла менял
запеленатого, на руки и отправилась пешком в родное селение. А там уже
местный староста и внес меня в список, по которому вел учет населения своего
села. Вот и получилось, будто я в Ямаширме родился.
Трудно жилось нам. В те годы всем нелегко доставался кусок хлеба. В
один из дней приехал Халиулла-абзый и, усадив в телегу, увез нас обратно в
Голубовку. Не случись этого, может, мы бы до сих пор там и жили...
Впрочем, я отвлекся. Так вот, погостили мы с матерью неделю в Ямаширме
и неделю в Апакае. Может, дольше погостили бы, да подошло время уезжать нам
в Астрахань.
Возвращаемся в Голубовку - а нас там недобрые вести поджидали. У
Халиуллы-абзыя стала одна за другой дохнуть домашняя скотина, птица. Мы все
растерялись, не знаем, что и думать. Даже прославившийся на всю окрестность
дядя Родион беспомощно руками разводит. Твердит одно и то же: "Я такой
болезни не знаю!.." "Что за беда на мою голову!" - вторит Халиулла-абзый,
чуть не плача.
Шамгольжаннан-жинге та и вовсе растерялась. Чтобы задобрить бога,
ходила третьего дня к мечети милостыню раздавать убогим. Знакомые старухи ей
наговорили всякой всячины. "В несчастье, что обрушилось на вас, повинны те
неверные, что гостили в вашем доме", - сказали ей. Она вернулась
расстроенная, нам передала услышанное. Халиулла-абзый лишь с раздражением
отмахнулся - мол, мне некогда выслушивать твои причитания. А мы, детвора, и
подавно не придаем значения всяким "бабкиным сказкам". Шамгольжаннан-жинге