"Ника Ракитина, Татьяна Кухта. Ясень (Сказка) " - читать интересную книгу автора

хозяйственных делах я не понимала ничего.

На пиру меня усадили рядом с Мэннором. Впрочем, пир - это громко
сказано. Собрались только свои: друзья отца Миклош и Трибор с женами, сотник
Вежи Явнут, Вилько - побратим, близкие родичи, челядинцы из старших - совсем
немного.
И, конечно, Избранные. Пир-то и устраивался из-за нас: чтобы не ударить
в грязь лицом, проявить щедрость и ум, именитым приличные, и не оказаться
хуже других, что уже попировали с нами и в нашу честь. Нам все это уже
наскучило, но Герсан, мой отец, старшина городских златоделов, был человек
уважаемый, и отказать ему Избранные не могли.
Пир длился не первый час. Немало было выпито чар, выкрикнуто здравиц
Избранным, а особо Керин - победительнице Дракона. Ее насильно усадили во
главе стола, подвыпившие старшины глядели на нее, как на диво заморское, и
все норовили подлить вина и пододвинуть кусок пожирнее, Керин смущенно
отказывалась. Мэннор с тоской глядел на нее поверх полной чары.
Уже заглядывал в глубокие оконца молодой месяц. Жарко закручивался над
столами хмельной чадный дух, хрустели на зубах кости, бесшумно сновали за
спинами челядники с ковшами и солилами. О нас забывали, речи делались
невнятнее, оплывали свечки, пустели блюда. Кто-то храпел в обнимку с
лагвицей, Гино и Миклош затянули песню, Явнут запустил пальцы в миску с
патокой.
Керин устало склонилась над столом. Я подумала с тревогой, что не
стоило ей идти сюда, первый ведь день, как встала с постели. Только вот отца
моего не захотела обидеть, а еще больше - пожалела меня.
Вилько, встретивший нас тогда на воротах, поднялся, шатаясь, пить "за
дочку Герсана". Потом захмелевшие гости стали упрашивать Велема рассказать,
как он лазил в пещеру за драконьим зубом. Велем упирался недолго, и хоть
знали все эту историю почти наизусть, слушать не уставали. За разговорами
никто не заметил, как Керин исчезла. Не было и моей матери, но ей, как
хозяйке дома, засиживаться за столом было не с руки.
- Люди, вставайте! Чудо!..
Не помню, так ли мама кричала, но крик этот поднял всех.
- Куна, - пробовал утихомирить супругу отец.
Мать всплеснула руками:
- Ишь, старшины! Расселись и не знают ничего. А ну пошли! - всей
толпой, толкая столы и, опрокидывая лавы, гости двинулись за ней.
Отец когда-то уверял, что для жены она еще как сказать, а для
полководца - в самый раз. Верно. Все бежали за матерью, ничего не спрашивая.
Даже я не сразу поняла, куда она нас ведет.
Мы сгрудились у входа, пытаясь разобрать, что там деется.
В полутьме чувствовались только сдавленное дыхание, да чужие локти под
ребрами - так было тесно. А мать застыла с протянутой дланью, точно
указывала на дело рук своих.
Покой освещен был скудно, оттого и разобрали только, что в заклятом
кресле кто-то сидит. Многим со страху примстилось - сам Хозяин. Передние
попятились, давка стала невыносимая. Но мать оказалась иных похрабрее:
подкралась на цыпочках к потолочной светильне и запалила все семнадцать
чашек разом.
И тогда мы увидели, что в кресле, обнимая ладонями резные подлокотники,