"Лобсанг Рампа. Тринадцатая свеча" - читать интересную книгу автора

кричала мать в отчаянии.
Медленно, все еще пребывая во власти сна, Тимон поднялся на непослушные
ноги и закутался в свою нехитрую одежонку. Скрежещущий звук участился, потом
снова замедлился и приобрел монотонный ритм, от которого кровь стыла в
жилах. Тимон подошел к бесформенной куче, у которой, скорчившись, сидела его
мать. Испуганно уставившись на лицо отца, которому неверный свет масляной
лампы придавал еще более пугающий вид, он ощутил парализующий ужас. Отец
посинел и выглядел застывшим и холодным. Он посинел от сердечного приступа.
У него появились признаки трупного окоченения, хотя он все еще был жив.
- Тимон! - торопила мать.- Ты должен сходить за ламой, иначе твой отец
умрет, ему некому будет помочь. Скорей! Скорей!
Тимон стремглав бросился к двери. Звезды мерцали холодным ярким светом
в той особой темноте, какая обычно наступает перед рассветом, в час, когда
Человек наиболее подвержен ошибкам и поражениям. Колючий ветер запутался в
клубах тумана, спускавшегося с гор, он кружил над землей, перекатывая мелкие
камешки и вздымая облака пыли.
Мальчик, которому не было и десяти лет, остановился, дрожа от холода и
всматриваясь в темноту, едва тронутую светом далеких звезд. Луны не было,
она была в другой фазе. Горы вздымались плотной темной стеной, и только по
слабому пурпурному мерцанию можно было догадаться, где начиналось небо. Там,
где грязно-пурпурное пятно с неясными очертаниями касалось тускло
поблескивающей реки, мерцал дрожащий желтый огонек, казавшийся ярким на фоне
всепоглощающей темноты. Мальчик пустился бегом, он бежал, прыгал, перелезал
через валуны, объятый единственным желанием - скорее добраться до святилища,
где горел этот свет. Острые камни безжалостно вонзались в его босые ноги.
Круглая галька, возможно оставшаяся с тех доисторических времен, когда здесь
плескалось древнее море, предательски уходила из-под ног. Огромные валуны
пугающе маячили в предрассветной мгле и до крови сдирали кожу, когда он
нечаянно ударялся о них в быстром, подстегиваемом страхом беге.
Вдали маячил слабый свет. Ребенок оставил умирающего отца, рядом с
которым не было ламы, чтобы направлять неверные шаги его души. Мальчик
спешил изо всех сил. Его прерывистое дыхание нарушало тишину и покой горного
воздуха. Вскоре он почувствовал острую боль в боку, преследующую тех, кто
плохо рассчитывает силы в беге. Эта боль донимала его всю жизнь. Задыхаясь
от тошноты и всхлипывая в бесплодных попытках вдохнуть побольше воздуха,
ребенок был вынужден замедлить бег и перейти сначала на быстрый шаг, а потом
и вовсе заковылять.
Свет мерцал вдали, словно маяк надежды в океане безнадежности. Что же
теперь с ними будет? - думал он. Как они будут жить? Что будут есть? Кто
будет заботиться о них, кто защитит? Его сердце билось в бешеном ритме, он
даже испугался, что оно может выскочить из высоко вздымавшейся грудной
клетки. Пот лил градом, быстро остывая в холодном предрассветном воздухе.
Его жалкая одежонка измялась, сморщилась, едва защищая от натиска стихий.
Они были бедны, отчаянно бедны, а теперь, похоже, станут еще беднее с
потерей отца-кормильца.
А свет по-прежнему маячил впереди - прибежище в океане страха. Мерцал,
вспыхивал, гас и снова возгорался, словно напоминая одинокому мальчику о
том, что жизнь его отца угасала, чтобы вновь вспыхнуть ярким светом за
пределами этого сурового мира. Он снова побежал изо всех сил, прижав локти к
бокам, широко открыв рот, напрягая каждый мускул, чтобы не потерять