"Лобсанг Рампа. История Рaмпы (Скитания разума)" - читать интересную книгу автора

небо, побагровевшее, как во время солнечного затмения. Хотя тогда я этого не
знал, это был день атомной бомбардировки Хиросимы, 6 августа 1945 года.
Японцам теперь не до меня, у них своих проблем по горло, подумал я и
ухитрился стащить военный мундир, кепи и пару тяжелых сандалий. Затем через
узкую, никем не охраняемую дверь, я, пошатываясь, вышел на улицу и побрел к
берегу, где наткнулся на рыбацкую лодку. По-видимому, при взрыве бомбы ее
владелец в панике бежал, потому что его нигде не было видно. Лодка лениво
покачивалась у причала. На дне валялось несколько кусков несвежей рыбы, от
которой уже несло тухлятиной. Там же была кем-то забытая жестянка с затхлой
водой, едва пригодной для питья. Мне удалось отвязать скользкую веревку,
удерживавшую суденышко у берега, и отплыть в море. Несколько часов спустя
ветер наполнил рваный парус, который мне удалось поднять, и лодка
устремилась навстречу неизвестности. Это последнее усилие меня доконало, и я
свалился на дно лодки в глубоком обмороке.
Сколько времени прошло, я не знаю, об этом я мог судить лишь по степени
разложения гнилой рыбы, но очнулся я при первых проблесках зари. Лодка
неслась вперед, рассекая носом невысокие волны. После болезни я был слишком
слаб, чтобы спустить парус, и мне ничего не оставалось, как только лежать на
дне лодки наполовину в соленой воде, среди плавающих в ней отбросов. Днем во
всю мощь палило солнце, выжигая глаза и доводя мозг до кипения. Язык у меня
распух и стал, казалось, величиной с руку, сухой и шершавый. Губы и кожа на
щеках потрескались. Боль была невыносимая. Я почувствовал, как мои легкие
снова разрываются от кашля, и понял, что пневмония вернулась. Дневной свет
померк, и я без сознания сполз в зловонную воду.
Время потеряло свой смысл, время было лишь вереницей багровых пятен с
вкраплениями темноты. Боль свирепствовала во мне, как ураган, и я завис на
грани жизни и смерти. Внезапно раздался резкий удар, и под килем
заскрежетала галька. Мачта закачалась, грозя вот-вот сломаться, а грязный
потрепанный парус бешено затрепыхался на сильном ветру. Силой инерции меня
вместе с вонючей водой протащило к носу лодки.
- Гляди-ка, Хэнк, на дне лодки валяется какой-то косоглазый, похоже,
дохлятина! - Гнусавый голос вызвал у меня короткую вспышку сознания. Я лежал
не в силах шевельнуться, не в силах показать, что еще жив.
- Ты чего это там? Дохляка испугался? Нужна нам лодка или нет?
Подсоби-ка мне, и мы его выбросим.
Лодка заходила ходуном под тяжелыми шагами, грозящими размозжить мне
голову.
- Приятель, эй, приятель! - послышался первый голос. - Крепко, видно,
бедняге досталось. Может, он еще дышит, Хэнк, как по-твоему?
- Кончай трепаться. Он все равно не жилец, так что выбрасывай. У нас
времени нет, чтобы с ним возиться.
Сильные грубые руки схватили меня за ноги и голову, раскачали
раз-другой, отпустили, и, перелетев через борт, я со всего размаху шмякнулся
на песчано-галечный берег. Даже не оглянувшись, оба парня принялись тащить и
раскачивать увязшую в песке лодку. Пыхтя, ругаясь, отшвыривая в сторону
камни и крупный галечник, они наконец столкнули ее на воду. Затем оба,
охваченные непонятной мне паникой, с лихорадочной поспешностью
взгромоздились в лодку и, неумело правя парусом, отплыли прочь.
Солнце палило нещадно. На меня набросились какие-то мелкие песчаные
твари, и я терпел муки тех, кто предан вечному проклятию. Постепенно день