"Карен Рэнни. Моя безумная фантазия " - читать интересную книгу автора

избегать жену.
Он не мог выругаться, боясь, как бы она не схватила Библию и не нашла
какой-нибудь непонятный кусок Священного писания, от которого у него завяли
бы уши. Даже исполнение супружеских обязанностей стало в последнее время
затруднительно. Бормотание о распутстве, о грехах плоти - слишком большая
плата за сомнительное удовольствие участия в этой процедуре миссис Моршем.
Он с большей радостью улегся бы в постель с опытной и милой Бетти из
соседней деревни, а потом расплатился бы за измену, представ перед
Создателем. Божественное наказание оказалось бы не таким суровым, как то,
что могла придумать Сесили.
Он бросил взгляд на Джеймса. Волосы у него сильно выгорели на солнце и
напомнили Сэмюелу о матери юноши. Он любил девушку со всей силой страсти,
бушевавшей в молодой крови, но ей этого оказалось недостаточно. Ей хотелось
болтаться по округе и наслаждаться положением жены баронета, несмотря на то
что титул перешел к нему по наследству и не принес с собой никаких денег.
Она устала от тяжелой работы на ферме и убежала с другим, но безвременно
умерла от простуды в Чипсайде.
Странно, что он до сих пор горюет о ней. Он запомнил ее любовь и
горячие поцелуи, а не то, что она сбежала, оставив его с двухлетним сыном.
Он помнил ночь, когда родился Джеймс. Роды оказались преждевременными,
и Сэмюел боялся, что ребенок не выживет. Когда ему показали младенца,
сморщенного и красного, только что покинувшего материнскую утробу, он не
сказал ни слова, оставив свои подозрения при себе, хотя в мальчике не было
ничего от Моршемов.
Он так никогда ничего и не спросил, до того дня, когда нашел ее при
смерти в жалкой комнатушке в гостинице, полной грубых матросов. Она
призналась, что любила его, но не могла все время оставаться с одним
мужчиной. В ответ на его вопрос она только посмотрела ему в глаза и кивнула,
подтвердив, что Джеймс незаконнорожденный.
В тот день он решил, что воспитает ее сына как своего собственного и
что навеки похоронит правду. Поэтому, невзирая на то что в них не было
ничего общего - ни жестов, ни желаний и мечтаний, ни надежд, которые могли
бы связывать отца и сына, - Сэмюел Моршем сделал сына своей жены своим
ребенком. Он гордился, что дал Джеймсу имя Моршемов.
Слишком поздно он понял, какую цену заплатил за это Джеймс.
Вторая жена нарожала ему дочерей, и никто не сомневался в его
отцовстве. У всех девочек был нос Моршемов - у всех, за исключением Алисы.
Но зато повадкой она удалась в отца и смеялась в точности, как он. И эту
девочку он любил, как никого из своих детей.
Иногда Сэмюелу казалось, что он обречен любить женщин, которые бросают
его навеки. Однажды Алиса ушла, и с тех пор от нее не было ни слуху ни духу.
И похоже, только они с Джеймсом горевали о ней.
Еще когда Джеймс был маленьким, а Алиса и вовсе крошкой, между ними
возникла особая связь Алиса очень долго не начинала говорить, потому что за
нее разговаривал Джеймс.
"Она хочет печенье", - говорил он, когда она указывала на кухонный
буфет, или: "Она хочет на ручки", - когда малышка поднимала ручонки над
головой. Не было забавнее зрелища, когда мальчик поднимал Алису на руки, а
она ногами обхватывала его за талию, а руками обнимала за шею. Казалось, нет
на свете силы, которая может их разъединить.