"Кристоф Рансмайр. Болезнь Китахары " - читать интересную книгу автора

отколачивал от патронных гильз, просверливал и носил, точно клыки хищника,
на шнурке вокруг шеи. А старший брат эмигрировал в Америку и сгинул где-то в
лесах штата Нью-Йорк. Последней весточкой от него, полученной много лет
назад, была открытка с видом Гудзона, чьи серые воды неизменно воскрешали и
печаль по утонувшему.
Когда в годовщину смерти утонувшего сына мать Беринга пускала по волнам
озера букетик голубых анемонов и зажженные свечи в деревянных плошках, один
из плавучих огоньков всегда был памятью о польке Целине, которая пришла ей
на помощь в ночь бомбежки.
Целина - ее вывезли из Подолии на принудительные работы - спряталась
тогда в земляном подвале горящей винодельни и затащила в это безопасное
место мать Беринга. Меж дубовых бочонков она постелила мешки и сырой картон
и уложила на них рыдающую кузнечиху, у которой внезапно начались схватки, а
после завязкой от фартука перетянула пуповину, перегрызла ее зубами и вином
обмыла новорожденного.
Кое-как освещенное сальными свечками подземелье содрогалось от грохота
разрывов, и полька, обнимая мать с младенцем, громко молилась Черной
Ченстоховской Богоматери, а заодно все чаще прихлебывала скверное кислое
вино и под конец вперемежку с короткой скороговоркой молитв и монотонными
литаниями начала вершить суд над минувшими годами.
Теперешняя огненная буря - это кара, посланная Матерью Божией за то,
что Моор вверг своих мужчин в войну и заставил их прошагать в страшных
полчищах до Шоновиц, даже до Черного моря и Египта, возмездие за то, что ее
жениху Ежи, улану, пришлось на берегах Буга идти в атаку против танков, а
потом под гусеницами... его красивые руки... красивое лицо...
Царица Небесная!
Кара за спаленную Варшаву и за каменотеса Бугая, которого со всей его
семьей и соседями пригнали на лесной двор к углежогам, чтобы они вырыли себе
там могилу.
Матерь Божия, утешительница скорбящих!
Отмщение за поруганную честь невестки Кристины...
Пристанище грешников!
...и за скорняка Зильбершаца из Озенны... Два года прятался горемыка в
известковой яме, потом кто-то выдал его, и вытащил оттуда, и в Треблинке
навеки бросил в известь...
Владычица милосердная!
Воздаяние! за пепел на польской земле и растоптанные луга Подолии...
Так жаловалась и плакала полька Целина, когда наверху давно уже настала
мертвая тишина, а мать Беринга от изнеможения уснула.
Моорские мужчины, шептала Целина в крохотные кулачки младенца, снова и
снова прижимая их к губам и целуя, моорские мужчины поднялись против целого
мира - и теперь этот мир в ярости Своей хлынет на здешние поля, как Страшный
суд, со всеми живыми и мертвыми, ангелы с огненными мечами, калмыки из
степей России, орды неприкаянных душ, которых без церковного утешения выбили
из их бренных оболочек, призраки!.. И польские уланы в бешеной скачке, и
евреи из Святой земли, бряцающие пулеметными лентами и штыками, и все, кому
уже нечего было терять, все, кто не мог уже обрести иной веры, кроме веры в
отмщение... Аминь.
Именно подневольная работница Целина Кобро из Шоновиц в Подолии стала в
Мооре первой жертвой, что погибла четыре дня спустя под пулями батальона,