"Кристоф Рансмайр. Болезнь Китахары " - читать интересную книгу автора

Кузнечиха не размахивала фотографией. Толпа увлекала ее и мальчишек то
в одну сторону, то в другую, и она не сопротивлялась. Потому что знала,
потому что отчаянно хотела верить, что на сей раз ее ожидание в черных
стенах моорского вокзала не будет напрасным. Она пришла с цветами, Берингов
брат сжимает их в кулаке. Цикламены, сорванные возле запруды.
С детьми кузнечиха не может, как другие, пробиваться сквозь толпу. Она
и он вообще никогда не спешили навстречу друг другу, подходили нерешительно,
порой даже стыдливо и смущенно. Потом война намела между ними песчаные
барханы Северной Африки, расплескала целое море. Они ведь не успели толком
познакомиться.
Но как прежде, так и теперь кузнечихе приходится ждать его. Ждать в
гуще толпы, и вставать на цыпочки, и осматриваться, пока на холодном озерном
ветру не начинают болеть глаза и по щекам не текут слезы.
Она не знает, что плачет, не слышит, что повторяет имя кузнеца, вновь и
вновь, точно заклинание. Беринг льнет к ногам матери, ошарашенный первой в
жизни толпой и бешеным пульсом, который чувствует в руке, сжимающей его
ладошку.
После раздачи хлеба суматоха вокруг возвращенцев стала беззаботнее,
прямо-таки повеселела; маленькие группки, обнявшись, одна за другой
выбирались из толчеи, слышался смех, подъезжали телеги и даже грузовик.
Эллиотовские солдаты изъяли у какого-то горлана возницы запрещенный флаг -
полотнище разорвали, мужика затолкали в свой джип. Никто почти не обратил на
это внимания. Лишь перепачканная глиной кудлатая собака арестованного с лаем
металась вокруг машины, норовя куснуть хозяйских недругов, и отстала, только
когда один из солдат огрел ее по голове прикладом.
Не измерить,
не измерить время, которому суждено пройти до той минуты, когда плечи и
головы в вышине над Берингом исчезают и толпа редеет. Будто судорожное,
успокоившееся теперь дыхание расчистило место - мать внезапно тянет Беринга
и его брата прочь.
Наконец-то и кузнечиха может пройти вперед, туда, где среди серого дня
еще стоит множество серых фигур, так и не смешавшихся с ожидающими. Дважды
ей мнится, что она нашла потерянное и такое знакомое лицо, и дважды это лицо
оказывается чужим; только спустя целую вечность она видит кузнеца - совсем
рядом, без малого в трех метрах. Сердце у нее колотится как безумное,
отнимая все силы, и она чувствует, что уже готова была примириться с
тщетностью поисков.
Исхудалый человек - это и есть кузнец - остановился так резко, что
идущий следом с размаху ткнулся ему в спину. Устояв на ногах, он смотрит на
нее. Оброс бородой. На лице черные пятна. В ее воспоминаниях он и такой, и
совершенно не такой. О шраме на лбу ей известно из письма с фронта. Но лишь
сейчас она пугается. Что же это была за война, на которой он так долго
пропадал и с которой теперь вот так возвращается? Она уже не помнит. Полмира
погибло вместе с Моором, это она помнит; помнит и что с полькой Целиной и
четырьмя коровами ее собственной усадьбы исчезла в земле и в огне половина
человечества. Пресвятая Дева Мария! Но из всех пропавших он единственный
когда-то держал ее в объятиях. И он вернулся домой.
Сыновья робеют. Брат упорно не желает вспомнить этого человека, а
Беринг еще никогда не видел его. Сыновья цепляются за мать, у нее же руки
теперь заняты, как у всех счастливцев в руинах вокзала.