"Кристоф Рансмайр. Последний мир " - читать интересную книгу автора

том, что у Терея на стене мелькают всего-навсего сцены плохонькой подделки,
что этот океан там наверху всего-навсего теплая водичка, взбудораженная в
корыте, а затонувший корабль едва ли больше игрушки. Конечно, Томы привыкли
к такого рода подделкам и миражам и среди однообразия долгих месяцев
частенько мечтали об этом ошеломительном развлечении, но то, что Кипарис
показывал нынче вечером, касалось очень уж близкого и знакомого, собственной
их жизни, бедствий на берегу и на море... даже дурачок Батт мог видеть, что
в картинах этой бури нет ни крупицы правды. Ломались игрушечные мачты,
рвались игрушечные паруса, и ураган-то, поди, тоже создавал ветряк,
наподобие вентилятора, которыми лилипут охлаждал раскаленные лампы своего
аппарата. В прошлом году Тереев сын Итис покалечился, сунув палец в жужжащий
вентилятор; лопасти тысячью капелек разбрызгали его кровь по проектору
лилипута.
Конфуз был замечен. Сообразив, что его драма рискует потерять всякую
силу, Кипарис увеличил громкость музыки и ураганного рева и перекрыл таким
манером грубые насмешки публики.
Только теперь, среди вновь взъярившихся стихий, увидела Алкиона своего
любимого. Уцепившись за обломок доски, Кеик совсем один плыл в кипенье брызг
и пены. В волосах у него блестели водоросли, на плечах лепились морские
анемоны и ракушки; он простирал к Алкионе окровавленную руку, с открытых губ
рвался немой крик. И Алкиона закричала вместо него. И проснулась. И увидела
Кеика, глубоко и спокойно дышавшего рядом на ложе. Но вид его не дал ей
утешения.
Наутро усталые солдаты побрели в гавань. У трапа бригантины они
остановились. Кеик поднялся на борт, то и дело оглядываясь на этом коротком,
отвесном пути, а потом долго стоял у поручней, бригантина же тем временем
скользила сквозь густой, будто дышащий лес мачт и рей в открытое море и
мало-помалу скрылась из глаз провожающих. С этой минуты все происходило так,
как виделось во сне, только в более темных, насыщенных красках.
На исходе третьего дня после отплытия грянула буря из сновиденья.
Спутники Кеика работали как безумные, стремясь отвратить свою погибель, в
отчаянии швыряли в пучину балласт, а затем и жертвенные дары, и все же,
когда корабль пошел ко дну, он был безжизненным остовом. Первым умер
парусный мастер: не дожидаясь смерти в волнах, он наложил на себя руки;
остальные еще час с лишним боролись за жизнь, но тоже сгинули. Под конец
Кеик был совсем один, каким и видела его тогда Алкиона, он еще крепко
цеплялся за свой обломок, хрипя и захлебываясь, выкашливал из себя ее имя и
последнюю надежду. Лишь теперь он понял, что источник силы и утешенья таится
в объятиях Алкионы, а не в Дельфах и тому подобных святилищах. Как же мечтал
он теперь о ней и о земле, по которой она ходила, о твердой почве. Но вот и
его поглотила бездна. На доске остались кровавые пятна, быстро смытые водой,
да несколько лоскутьев кожи; морские птицы опустились на обломок и склевали
эти следы. И тогда море утихло.
Тем временем все же похолодало. Флер тумана окутал черные деревья
Томов, лабиринт улочек, кованые украшения; каждый вечер этот туман
поднимался от берега, а за ночь выпадал инеем. На фургоне киномеханика
поблескивали первые ледяные кристаллы. Жаровни уже едва теплились, и углей в
них больше не подкладывали. Зрители знали обычную продолжительность
Кипарисовых драм и, догадываясь, что сегодняшняя идет к концу, начали громко
обмениваться предположениями насчет ее исхода. Кипарис сдался и убавил