"Кристоф Рансмайр. Последний мир " - читать интересную книгу автора

одернул его, не призвал к молчанию, когда он взялся громогласно давать
несчастным советы. Терей был вспыльчив и прекословья не терпел. Нынче был
день убоя, и все видели, как он много часов подряд работал в кровавой пене
речушки - стоя на перекате, кроил быкам черепа. Едва его топор с треском
обрушивался между глаз связанного животного, всякий иной звук настолько
утрачивал смысл, что плеск воды и тот словно бы на миг замолкал и
превращался в тишину. После такого дня, когда Терей, перемазанный с головы
до пят, складывал в грузовик аккуратно разрубленные туши, а собаки на берегу
грызлись из-за ошметков внутренностей, он был настолько усталым,
необузданным и злющим, что все, кто мог, старались держаться подальше от
него. Тучная и бледная, завороженная зрелищем расставанья, в этот вечер
рядом с ним сидела и жена, Прокна. Мясник иногда на несколько дней исчезал
из Томов, и ни для кого не было секретом, что в это время он в горах
обманывал Прокну с безымянной шлюхой, вопли которой как-то слышал один
пастух. А Прокна словно бы ни о чем не подозревала. Рыхлая, безропотная, шла
она за мужем по неприглядной жизни, исполняя все, что он от нее требовал. Ее
единственной защитой от Терея была растущая полнота, умащенный притираньями
и душистыми маслами жир, в котором эта некогда хрупкая женщина как бы
постепенно пропадала. Терей часто бил ее, молча и без злости, как животное,
приведенное к нему на убой, точно каждый удар предназначался лишь для того,
чтобы подавить жалкие остатки ее воли и омерзение, которое она к нему
питала. Уже в день их свадьбы в Томах видели дурные знаки. На коньке крыши у
них сидел тогда без всякой опаски огромный, неподвижный филин, вестник беды,
сулящий всем новобрачным тяжкое будущее. Наконец Терей замолчал.
Алкиона будто оцепенела рядом со спящим мужем. Она лежала с открытыми
глазами, не смея пошевелиться, чтобы не дать спящему повода со вздохом, в
грезах отвернуться от нее. Теперь она была наедине со своими страшными
виденьями. И Кипарисов проектор делал зримым каждое из этих видений, которые
она сама же и призывала весь минувший вечер, умоляя Кеика остаться или хотя
бы позволить, чтобы она поехала с ним и с ним погибла. Алкиона видела ночное
море и небо словно в руинах, волны и тучи, сбитые в бушующую мглу, которая в
такт ее дыханью то вздымалась, то опадала. И тогда с отвесных круч лавинами
обрушивались пенные брызги. Алкиона видела тяжелые от дождя, рвущиеся
паруса, до странности четко различала каждый шов, каждую нить грубой ткани.
Вот беззвучно переломилась мачта. Вот кипящий пенный поток хлынул по трапу
во тьму междупалубного пространства, яростно, как мчится по уступам речушка
в Томах. Толстые, словно бревна, водяные струи ринулись через люки в трюм, а
могучий вихрь швырнул альбатроса ввысь над этим разором, где-то там, в
вышине, сломал ему крылья и бросил в волны комок плоти и перьев. Когда среди
сполохов на несколько мгновений вновь возникал горизонт, его прежде
спокойная, плавная линия была иззубрена водяными гребнями, точно пильное
полотно, исковерканное таившимся в древесине обломком железа. Над этими
зубцами вставал теперь новый, черный шатер небес, он стремительно надвигался
и наконец укрыл собою все, что морю изначально не принадлежало. Корабль
тонул. И то, что еще раньше очутилось за бортом или до поры до времени
сумело уцелеть, уходило за ним в пучину в медленном, а затем все более и
более бешеном круженье. И вот уже только поднятый со дна песок вихрился в
коловращенье водяных воронок.
Грандиозный фарс; зрителям на деревянных лавках были знакомы
черноморские бури, и, наблюдая ход катастрофы, они давным-давно сошлись на