"Кристоф Рансмайр. Последний мир " - читать интересную книгу автора

было дождаться утра где-нибудь в каменной нише, но тут наконец обнаружил на
старом снежнике свои собственные следы и дошел по ним до того места, где
склон стал более отлогим. На душе у него полегчало: теперь он видел глубоко
внизу лунную дорожку на легкой зыби черноморских просторов, а там, где эта
светлая дорожка пропадала в береговом мраке, несколько мерцающих золотых
искорок. Огни железного города.
Когда Котта змеистой тропою спускался к пляжу, по которому недавно
прошла у него на глазах вереница пепельных личин, ему вдруг послышался
шорох, вроде шлепанья босых ног по камням мостовой, вспомнился канатчик
Ликаон, его огромные босые ноги, и в тот же миг он увидел силуэт мужчины,
который, прыгая с одной сланцевой плиты на другую, тяжело дыша, карабкался
по круче. Ликаон. Котта и вправду узнал в этом бегуне канатчика: полная луна
светила ему в затылок, он был босиком и спешил в горы по слюдяному сланцу,
который, словно огромная провалившаяся крыша, рассыпался по ложбине.
Испуганно и в то же время облегченно - как-никак знакомая фигура! -
Котта окликнул своего хозяина. Но тот даже головы не повернул, пробежал
мимо, буквально в двух шагах, и теперь быстро удалялся. Никогда бы не
поверил, что человек способен бежать по такой круче. Уже много выше, там,
откуда Котта увидал огоньки железного города, канатчик тоже помедлил,
переводя дух; он хватал воздух ртом, будто желая вобрать в себя всю ширь
ночного неба, затем хрипло выталкивал воздух из легких - звучало это как
вой. Но вот он опять отвернулся к горам и помчался дальше, вверх по каменной
промоине, пересек залитую белым светом впадину, и Котте даже померещилось,
что изо рта у канатчика пенными хлопьями капает слюна. Ликаон летел по осыпи
не разбирая дороги, без колебаний, словно одержимый чудовищной яростью,
внезапно оступился и вроде бы рухнул как подкошенный. А в следующий миг
Котта вновь очутился на грани трахильского кошмара: канатчик не упал, не
растянулся, он с разбегу бросился на камни, но не остался лежать и не встал,
а понесся, погнал на четвереньках дальше, на четвереньках все выше и все
глубже в ночь.
Котта слышал только шорох и постукиванье растревоженных камней да
испуганные крики взлетающих галок, и тут ему вдруг вспомнился день приезда в
железный город, первый час в доме канатчика. Ликаон тогда потребовал плату
за месяц вперед - для приезжего из Рима сумма была невелика, - а потом не
глядя швырнул деньги в чугунный, исполосованный широкими потеками ржавчины
несгораемый шкаф, который стоял у него в мастерской. Перед этим канатчик с
трудом открыл армированную тяжелыми стальными брусьями дверь сейфа и
постарался быстренько захлопнуть ее, едва римлянин очутился за его спиной.
Беглого взгляда было достаточно, чтобы заметить поразительный беспорядок
внутри сейфа, где не было отделений: там лежали мотки кожаных ремней,
разрозненные столовые приборы из почерневшего серебра, скомканные денежные
купюры и письма, валялись монеты и армейский пистолет, а в самом низу
лохматилась каменно-серая шкура, вся в прорехах, канатчик, наверно, хранил
ее в память о какой-то давней-предавней охоте, как трофей упоительного
приключения, от которого ему только и остались эти жесткие лохмы, связка
шариков против моли да холодный запах ружейного масла, каким веет от
винтовочного футляра. В этой шкуре, что блеснула сейчас на спине у канатчика
там, в вышине, на освещенном луною карнизе, блеснула так же тускло, как
тогда в щели сейфа, Котта в день приезда распознал мех волка. Рукавом пальто
он резко провел по мокрым от пота вискам, будто вытирая теплую пену слюны,