"Виталий Рапопорт. Как и почему " - читать интересную книгу автора

- Чем? План по посадкам недовыполнили?
- Все шло не так. В его глазах аресты эти была мелочевка, буря в
стакане воды. Сталин жаждал урагана, мечтал про новый 37 год, спал и видел
массовый энтузиазм по поводу репрессий и показательные процессы. Ничем
подобным теперь не пахло. Никто в Политбюро не осмеливался объяснить
впадавшему в маразм вождю, что мечтания его несбыточны. В глубине своего
мутнеющего сознания Сталин упрямо надеялся, что в один прекрасный день ему
доложат про раскрытие великолепного, классического, разветвленного заговора
с участием всех, кому положено - сионистов, троцкистов, буржуазных
националистов, иностранных шпионов, а во главе будет кто-то теоретически
подходящий, лучше всего член Политбюро. Когда действительность
разочаровывала, он все больше замыкался в себе, давая волю своему отчаянию
во вспышках ядовитого, нередко смертельного недовольства. Помните у Пушкина:
С горя начал царь кудесить, и гонца велел повесить.
- Почему же раньше у него все получалось? Возраст был другой?
- Время было другое. В тридцатых годах партийная масса в любом
происшествии умела немедленно разглядеть вредительство и заговор и во весь
голос требовала крови. Террор и война многое изменили. Мыслили они
по-старому, шпиономания, ксенофобия и прочие здоровые привычки остались, но
не было прежнего пыла, страсти, энтузиазма. Не было сил. Люди устали от
казней. Так бывает. Как и Робеспьер в 1793, Сталин в тридцатых годах не
выдумал склонности массы к расправам, он только вовремя разглядел, подхватил
и раздул эти настроения, возглавил массовый террор, использовал его для
укрепления своей власти. Тема эта бездонная, мы ее едва коснемся и пойдем
дальше. Одним словом, никакие аресты в МГБ или Еврейском антифашистском
комитете не давали топлива для кровавой вакханалии, которая сотрясала страну
в 37 и 38-ом.
- Выходит, Иосиф Виссарионович стал бессилен?
- Он не был всесилен. Он не был в состоянии по своему желанию
создавать настроения массы, но кое-что все-таки мог. Достаточно вспомнить
внешнеполитические провалы - Югославия, Берлин, Корея, все, что его
наследники кинулись исправлять сразу после смерти дорогого и любимого вождя.
Еще министерскую чехарду в правительстве, особенно в МГБ. Это при том, что
его, как молодого Вертера никто его не понимал. Правда, хоть и одинокий, он
не собирался кончать с собой. В октябре 1951 Рюмина назначили заместителем
министра по следственной работе. Казалось бы, ретивый следователь может
теперь без оглядок довести до конца начатое им дело врачей-вредителей.
Раньше Абакумов мешал разоблачать, теперь он томится в Матросской тишине.
Реальность другая. Приходится заниматься делом ЕАК. В августе министр
Игнатьев доложил, что почти совершенно отсутствуют доказательства шпионской
деятельности руководителей комитета. В самом факте сомнений нет, нужно
только подобрать документы. Где их взять, другой вопрос. Поэтому, хотя он и
заверил инстанцию, что с прежней беспечностью покончено, поначалу ничего не
происходило. Здесь много неясного. Похоже, Сталин к ЕАКу не проявлял
интереса. Он зато помнил про врачей, сам вписал в письмо ЦК про безусловно
существующий заговор. Прошло полгода, а по этому поводу никаких новостей. В
январе 1952 вождь вызвал Игнатьева: "Я не проситель у МГБ! Я могу и
потребовать, могу и в морду дать, если вами не будут выполняться мои
требования. Мы вас разгоним, как баранов". Эта рулада для Сталина не
характерна. Обычно он являлся посетителям как олицетворение уверенности: