"Матрена Распутина. Распутин. Почему? " - читать интересную книгу автора

Приведу здесь замечание именно Симановича. Он, иудей, по понятным
причинам сам совершенно не спонсобен был понять ничего из тех религиозных
откровенний, которые давались отцу. Значит мог только перенонсить мнение
других. А таких мнений он слышал много. И, зная его натуру, возьмусь
утверждать, что если бы в описываемом вопросе до него дошло что-нибудь
непринятное для отца, он бы непременно передал это во всенуслышанье. В
других случаях так и происходило... Итак: "Распутин своими религиозными
познаниями приводил в изумление даже епископов и академически образонванных
богословов".
К словам Симановича прибавлю слова Белецкого, по должности своей --
министра внутренних дел - и по собственному рвению (с целями как раз тут уж
точно - "притереться" к влиятельным интриганам двора) собинравшего
документы, в основном компрометирующие. На этот раз и ему пришлось трудно,
здесь упрекнуть отца было не в чем: "С ним считались многие, в том числе
видные иерархи церкви, не говоря уже о средних духовнных слоях".
Нельзя сказать, что компанию, собравшуюся в доме Иоанна Кронштадтского,
кто-то осмелился бы отнести к легкомысленной. Они были очень пристрастны,
когда речь заходила о вопросах веры.
Возможно, они ждали от отца - сибирского мужика - даже чего-то,
граничащего с еретическим взглядом. Но быстро поняли, что он тверд в
православии.
Превосходная память позволяла отцу цитировать длинные куски из
Священного Писания. Уже только одно это поразило искушенных собеседников.
Умением толнковать священные тексты образованных богословов удинвить было
сложнее. Но и это удалось сделать отцу.
По меткому замечанию одного из слышавших отца, его "безыскусность
граничила с изощренностью".

Житейский ключ
В этом месте интересно будет передать следующее.
Как-то в самом начале знакомства князь Юсупов стал свидетелем
рассуждений отца на темы Священного Пинсания.
Смею думать, что и в тот день отец говорил ничуть не хуже, чем во все
предыдущие, и не был менее краснноречив, чем в беседах с образованнейшими
иерархами. Однако Юсупов замечает: "Мне стало противно слушать, как этот
неграмотный мужик жонглирует кусками из Священного Писания". Обращу внимание
на слово "жоннглирует". В отличие от отца князь был абсолютно грамонтен и
слова расставлял, как ему казалось, с точностью и однозначностью. Значит,
князя поразила ловкость, то есть умелость, с какой отец приводил куски из
Свянщенного Писания. Ведь жонглировать - это и значит умение сохранять
баланс и точность. Но именно это и стало "противно" князю. Он не мог, и
никогда не смог, простить "неграмотному мужику" такого умения. Дело не в
том, что кто-то лучше, а кто-то хуже знал Писание. Этот момент - только
сколок общей манеры Юсупова трактовать события.
Ниже я еще скажу о нем многое. Сейчас же отнесу к нему фразу,
услышанную не по его адресу, но способнную объяснить и его некоторые
действия: "Невыроснший ребенок до старости сердится, если хвалят погонду, а
не его".
Это житейский ключ, простой, но безотказно открынвающий многие
кладовые.