"Валентин Распутин. Пожар (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Так он выкроился, такой из сотен и сотен уставов, недоступных его голове,
вынес первый устав: чужого не трожь. Все неудобства мира и неустройство его
он, быть может, с одним только и связывал: трогают. С великой охотой шел
дядя Миша на любую охранную службу: караулил при колхозе егоровский горох,
объезжая из году в год верхом на кобыленке поля, ночи проводил на
зернотоках, днем в свободную минуту вышагивал досматривать в коровнике и
конюховке. И за зоркое свое око плату никогда не спрашивал, считая, что
общественный оберег, который он творит, на него возложен рождением. И в
новом поселке, когда перевозились и строились, дядя Миша поначалу сошел бы
за коменданта: за всем присматривал и во все, требующее охраны, встревал. К
этому привыкли, и никому из своих в голову бы не пришло одергивать дядю
Мишу, что лезет он не в свое дело. Но в первые годы и кражи случались редко.
А если случались, дядя Миша переживал страшно. Не существовало для него в
установленном житейском порядке большего несчастья и большего урона, чем
воровство. "Что ж ты, дядя Миша, куда ты смотрел?" - спрашивали его не шибко
чуткие к чужой боли люди, хорошо зная, что за этим последует.
Следовало всегда одно: дядя Миша, безуспешно пытаясь что-то выговорить,
в чем-то оправдаться, принимался рыдать. "Хампо-о! Хампо-о!"- на куски рвало
его душу, крупное тело сотрясалось, по лицу катились слезы, правая рука
норовила подняться и что-то указать.
Со временем воровство утвердилось, и дядя Миша долго не протянул бы,
если бы с таким надрывом отзывался на всякую кражу. Пришлось и ему
привыкать. При слухах о пропаже он уже больше не вздрагивал, как от удара, и
не убегал в свою избенку, чтобы не показать слабость больного, лишь лицо его
деревенело, выражая какую-то огромную, забирающую всю жизнь,
сосредоточенность, и немало требовалось времени, чтобы на нем опять
появилась виноватая улыбка.
Но он и вор-то ныне переродился один дьявол знает во что. То взрослые
ребята, чтобы угодить на праздник молоденьким учительницам, заберутся в
чужой курятник и поотрывают петухам головы, то при полном сыт-одет и нос в
табаке разорят старушонку, с великой натугой собравшую магазинское угощение
для работников, согласившихся распилить дрова. И прежде бывало... Но не
бывало такого, чтоб один из озорников, доставивших для потрошенья птицу,
приходился родным братом учительнице, у которой справляли праздник, и чтоб
другие озорники, проверявшие у старушонки кладовку, теми как раз и оказались
работниками, которым готовилось угощение и которые, угостившись, работниками
быть отказались.
Не воры - пакостники.


16


Все чаще и дотошней, решившись на переезд, стал раздумывать Иван
Петрович: что надо человеку, чтобы жить спокойно? Если есть у него работа,
на которую он не смотрит как на каторгу, и семья, к которой его тянет,- что
требуется еще, чтобы, проснувшись ненароком ночью, не чаял он дождаться утра
для желанной подвижки?
Начать с достатка... Достаток - да, он надобен, без него человек
начинает хлябать, как отошедшая от мяса кость. Но достаток - это не только