"Валентин Распутин. Пожар (Повесть)" - читать интересную книгу автора

И, слыша по ночам работу электростанции, круглосуточно постукивающей машины,
чудилось Ивану Петровичу, что это поселок, не глуша мотора, держит себя в
постоянной готовности.
В поссовете висела схема поселка: прямые улицы, детсад, школа, почта,
контора леспромхоза и контора лесхоза, клуб, магазины, гараж, водокачка,
пекарня - все, что полагается для нормальной жизни, все, как у людей. Улицы
действительно были прямые и широкие, в свое время линию, по которой
выстраивались избы, соблюдали строго. Но в том и остался весь порядок: эти
широкие не по-деревенски улицы разбиты были тяжелой техникой до какого-то
неземного беспорядка, летом лесовозы и трактора намешивали на них в ненастье
грязь до черно-сметанной пены, которая тяжелыми волнами расходилась на
стороны и волнами потом засыхала, превращаясь в каменные гряды, а для
стариков - в неодолимые горы. Каждый год поссовет собирал по рублю со двора
на тротуары, каждый год их настилали, но наступала весна, когда надо
подвозить дрова, и от тротуаров, по которым волочили и на которые накатывали
кряжи, оставались одни щепки. За лето наготовить новые не удосуживались,
летом всем не до того, "тротуарная" бригада выходила под зиму, в девственно
новом и редко тронутом чьим шагом виде лежали они три-четыре месяца под
снегом до февраля, до марта - и опять бессмысленно гибли под гусеницами
тракторов и тяжестью неразделанного леса. А часто на них, на остатках этих
тротуарчиков в три доски, его и разделывали - и пилили, и кололи. И никакие
ни указы, ни наказы не помогали.
И голо, вызывающе открыто, слепо и стыло стоял поселок: редко в каком
палисаднике теплила душу и глаз березка или рябинка. Те же самые люди,
которые в своих старых деревнях, откуда они сюда съехались, и жизни не могли
представить себе без зелени под окнами, здесь и палисадники не выставляли. И
улица ревела и смотрела в стекла без всякой запинки. И тоже никакие
постановления об озеленении толку не давали. Или уж верно: вырубая каждый
год сотни гектаров тайги, распахивая налево и направо огромные просторы, не
с руки и не с души прикрываться кустом черемухи от сквозного ветра и
сквозного вида. Чем живем...
Одно слово: леспромхоз - промышленные заготовки леса. Этим многое из
непорядка и неурядства в устройстве и объяснялось. Лес вырубать - не хлеб
сеять, когда одни и те же работы и заботы из сезона в сезон повторяются, и
сколько ни живи, все будет для хлеборобного дела мало. А лес выбрали - до
нового десятки и десятки лет. Выбирают же его при нынешней технике в годы. А
потом что? А потом собирайся и кочуй. Оставив домишки, стайки и баньки,
оставив могилы с отцами и матерями и собственные прожитые лета, на лесовозах
и тракторах туда, где он еще остался. А там начинай все сызнова. Проплывая
летом по воде и проезжая зимой по льду мимо Березовки, Иван Петрович всякий
раз с невольной тоской и растерянностью смотрел в ее сторону, на
заколоченные и оставленные избы: стоял вот так же леспромхоз, отработал и
ушел - и ни одной живой души в покинутом поселке, лишь осатаневшие туристы,
пуская дым в двери, разжигают в домах костры.
Та же судьба рано или поздно ждала и их. Ее, как могли, оттягивали, но
не бесконечно же... Свою древесину - со своих наделов они сняли еще семь лет
назад. Отвели участок за Ангарой. Через пять лет, что только можно было,
выбрали и там. После этого вплотную встал вопрос: быть или не быть поселку?
Решали в районе, в области, в управлении и вырешили - быть. Снова пошли по
своим старым наделам, по вырубкам, но если прежде брали только деловую