"Натиг Расул-заде. Год любви" - читать интересную книгу автора

случайно обнаружилось, имеет общих знакомых. И уже прощались, когда его
прорвало, и он, забыв о соседях за стеной, вдруг закричал, ошпаренный тоской
и болью:
- Таня! Ты слышишь, Таня?! Помнишь, мы приехали к тебе после "Арагви",
и утром я спросил - что с тобой, а ты сказала: просто плачу? Помнишь? А я
должен был уезжать через несколько часов с Курского! Помнишь? Я спросил, а
ты сказала: просто плачу. Ну вспомни, прошу тебя!
- Я помню, - сказала она. - Не кричи, - голос ее потерял с трудом
сохраняемые на протяжении всего разговора беззаботные нотки, и только он
хотел порадоваться этому, как линия разъединилась.
Он тут же лихорадочно набрал еще раз ее номер, не попал. Набрал еще
раз, еще и еще, не попадая, видимо, он слишком торопился, набирал цифры кода
неаккуратно и несколько раз гудки прерывали его посередине. Тогда он положил
трубку. Постоял рядом с зеленым и широким, напоминающим лягушку, телефонным
аппаратом, подумал... и звонить больше не стал.
- Понедельник - пятница, - сказал он вслух, - пятница - понедельник.


Август

Жара обрушилась, на город, как бедствие.
Отдыхающие, приехавшие со всей страны, в основном с северных ее окраин,
примчавшиеся сюда, в южный город на берегу моря, искупаться, позагорать до,
как водится, бронзового отлива, ходят теперь под нещадно палящим солнцем,
похожие на вареных креветок, и - проклинать не проклинают, слишком уж сильно
было бы сказано, - однако поругивают тот день и час, когда им вздумалось на
юг, оставив обжитые удобные квартиры, в тесноту, шум, нервотрепку жаркого
города. Особенно поругивают тот день и час мужчины, приехавшие с женами,
которые, осатанев от раскаленного воздуха, таскают их по магазинам, где не
продохнешь и потные тела, как в автобусах в час пик, тесно липнут друг к
другу в очередях.
Ну вот к чему он это вспомнил, к чему он вообще об этом думает, лежа на
голом, прохладном полу? Зачем ему разморенные прохожие под нестерпимо ярким
солнцем августа, блуждающие с набитыми авоськами и рюкзаками прохожие,
приезжающие, прилетающие, приплывающие издалека, из дальних далей? Или это
тот самый случай, когда в голове - ни одной мысли и под воздействием жары
почти физически ощущаешь нечто похожее на размягчение мозга? А ведь отсюда,
с пола, ему хорошо видна пишущая машинка на столе, призывающая к действию
его лишенную энергии сущность, пишущая машинка, из которой белым флагом
торчит чистый лист бумаги. Без единого слова белый лист, напоминающий о
капитуляции на ближайшее время. Но противно думать, что сейчас он встанет и
начнет работать. И потому он лежит на полу, сочиняя новый рассказ, который
пока никак не хочет получаться, и вместо фраз, одной хотя бы стоящей фразы,
что помогла бы ему катапультировать с пола к машинке, вместо этой фразы
возникают видения улиц в летнем мареве, по которым снуют взад-вперед люди,
люди, люди... Потом он уснул...
Вечером, как обычно, пришла она. Принесла мороженого и пива. Открыв ей
дверь, он снова прошел в комнату и молча улегся на полу, стараясь ухватить
за зыбкое, грустное, что, привиделось во сне и что вполне могло бы стать
началом рассказа. Ему нужно было написать рассказ сегодня. Глядя, как он