"Ирина Ратушинская. Серый - цвет надежды (мемуары)" - читать интересную книгу автора

Напиши больше про свою политику и подгони в пятую, другие тоже просят".
"Ира, ты говорила, что есть политический лагерь. Это там, где был
Солженицын, или нет? Я читал его "Один день Ивана Данилыча", когда был на
свободе. А наши ребята говорят, что Солженицын еврей и что вроде его снова
посадили. Правда или нет? Подгони ответ в седьмую, напиши сверху - "Губе",
это моя кличка".
Еще у меня в кармане оказывается карамелька в липкой бумаге. На ней
отпечатались все анилиновые краски обертки: малиновые и фиолетовые ромбики.
Про такие карамельки в Одессе шутили: "на чистом ацетоне". Долго-долго она
тает у меня за щекой. Я никогда не узнаю, кто ее сунул - тот молодой
синеглазый парень с лишаем на бритой голове, или та пожилая, какая-то очень
домовитая низенькая женщина с улыбчивыми морщинками, или тот поджарый
"полосатик" (так называют по цвету арестантской робы тех, кто сидит на
особом режиме - почти смертников). Кто б ни сунул - спасибо. Даже с
карамельками детства это не может сравниться по сласти. Отвечаю на записки
как можно понятнее. Уничтожаю полученные: скоро Москва и, значит, очередной
обыск. Оставляю только рубаи - если отберут, пусть ищут среди зэков Омара
Хайяма.
И вот меня везут по Москве - одну в большой машине с брезентовым
верхом. Со мной двое юнцов-конвойных с автоматами. Им, конечно, интересно,
кого везут. Рассказываю. Не могут поверить: "Неужели семь плюс пять?!"
Приоткрывают окошко в двери, чтобы мне видеть Москву. Ночной ветер
сдувает мне волосы со лба. Огни. Мест не узнаю. Помявшись, ребята выдают
неожиданное предложение: я молодая, они тоже. Почему бы мне не трахнуться с
одним из них - кто мне больше нравится? Дорога длинная, второй отвернется,
а если я забеременею - почти наверняка отпустят досрочно - беременные и
"мамки" чаще идут под амнистию. Амнистий же в ближайшее время ожидается две
- в связи с революционными праздниками.
У меня хватает ума не обижаться на такое простодушие: в конце концов,
ребята по-своему желают мне добра. Деликатно объясняю, что оба они - парни
милые, но я замужняя женщина и мужу верна.
- Верующая, что ли?
- Верующая.
Это объяснение им понятно, и тема закрыта: нет так нет: Они, кстати,
более тактичны, чем гебисты - от тех бы я наверняка услышала: "Какой это
муж будет ждать семь лет!" Сколько я такого наслышалась за месяцы следствия!
Бедный мой следователь Лукьяненко уж не знал, чем меня вывести из себя. Так
и не вывел, и в конце концов отчаялся и отстал. После каждого своего вопроса
сам автоматически писал в протокол: "Ответа не последовало". Этим я отвечаю
обо всем, что им интересно, - и стихи читаю, и рассказываю, кто такой
Сахаров. Вот и до Лефортово доехали. Ребята дают мне пачку сигарет. Беру,
хоть некурящая: не мне, так другим пригодится. Я ведь теперь не одна. С
кем-то мне теперь вместе баланду хлебать?
Обыск. Зэковское счастье - душ! Это преимущество этапа - заключенным
положено мыться раз в неделю, и мне до очередного мытья, значит, еще пять
дней. Но в Лефортово моют с дороги всех, так что мне повезло. Интересно,
сколько меня тут будут мариновать? Спрашивать, конечно, бесполезно. В камере
я одна. Слава Богу. В глазах плывут лица, бритые головы, телогрейки... Я
здорово одичала за эти семь месяцев без людей. Ведь нельзя же, в самом деле,
считать человечьим обществом моих гебистов! А эти все же люди, хоть среди