"Энн Райс. Мэйфейрские ведьмы ("Мэйфейрские ведьмы" #2) " - читать интересную книгу автора

неподвластное любой боли, и видел, как его поглощает пламя. Я смотрел на
крыши домов, сделавшихся пятнистыми из-за сорванной черепицы. Я думал о
душе Деборы: поднялась ли она уже на небеса?
Только когда тянущийся вверх дым сделался густым и тяжелым, полным
запаха горящих дров, угля и смолы, лишив меня возможности дышать, я
спустился вниз. Я вернулся на постоялый двор, где уцелевшие горожане пили и
болтали какую-то чушь, вскакивая, чтобы поглазеть на костер, и затем
испуганно пятясь от дверей. Я собрал сумку и отправился на поиски своей
лошади. Она сгинула в недавней сумятице.
Однако я увидел другую, которую держал за поводья перепуганный
мальчишка-конюх. Эта лошадь была оседлана. Мне удалось купить ее у
мальчика, заплатив вдвое больше того, что она стоила, хотя, скорее всего,
лошадь явно была не его. Оседлав ее, я покинул город.
Спустя много часов моей непрерывной, очень медленной езды через лес,
страдая от сильной боли в плече и от еще большей душевной боли, я добрался
до Сен-Реми и там заснул мертвым сном.
Здесь еще никто не слышал о случившемся, тем не менее ранним утром я
двинулся дальше, на юг, держа путь в Марсель.
Последние две ночи я провел в каком-то полусне, думая об увиденном. Я
плакал по Деборе, пока у меня больше не осталось слез. Я думал о
совершенном мною преступлении и знал, что не ощущаю своей вины. Только
убежденность, что сделал бы это снова.
За всю свою жизнь, проведенную в Таламаске, я никогда не поднял руку
на другого человека... Я взывал к разуму, прибегал к убеждению, потакал,
лгал и, как только мог, стремился сокрушить силы тьмы, когда распознавал
их, служа силам добра. Но в Монклеве во мне поднялся гнев, а с ним -
желание отомстить и ощущение своей правоты. Я ликовал, что сбросил этого
злодея с крыши собора, если спокойная удовлетворенность может быть названа
ликованием.
Тем не менее я совершил убийство. Ты, Стефан, располагаешь моим
признанием. И я не жду ничего, кроме осуждения с твоей стороны и со стороны
ордена, ибо когда еще наши ученые доходили до убийства, решившись
расправиться с инквизиторами, как это сделал я?
В свое оправдание могу сказать лишь то, что преступление было
совершено в состоянии страсти и безрассудства. Однако я не сожалею о
содеянном. Ты узнаешь об этом, как только мы встретимся. Я не собираюсь
тебе лгать, чтобы облегчить свою участь.
Сейчас, когда я пишу эти строки, мысли мои сосредоточены не на
убийстве инквизитора Я думаю о Деборе и о ее духе Лэшере, а также о том,
что видел собственными глазами в Монклеве. Я думаю о дочери Деборы Шарлотте
Фонтене, которая отправилась не в Марсель, как полагают ее враги, а,
насколько мне известно, отплыла в Порт-о-Пренс, на остров Сан-Доминго.
Стефан, я не могу оставить свои исследования этого вопроса, Я не могу
отшвырнуть в сторону перо, пасть на колени и сказать, что раз я убил
священника, то теперь должен отказаться от мира и своей работы. Поэтому я,
убийца, продолжаю так, словно никогда не пятнал своих исследований
преступлением или признанием в нем.
Что я должен предпринять теперь, так это добраться до несчастной
Шарлотты, каким бы долгим ни было путешествие, и чистосердечно говорить с
нею, рассказав ей все, что видел и что знаю.