"Энн Райс. Невеста дьявола ("Мэйфейрские ведьмы" #3)" - читать интересную книгу автора

слишком уж грязные, надписи забиты слежавшейся пылью. Надо непременно их
почистить.
Вот, кстати, прекрасная работа для Эухении, с улыбкой подумала она.
Едва эта мысль пришла ей в голову, как в доме послышался какой-то
звук. Или ей только почудилось? Нет, действительно: не то шуршание, не то
шелест... Звук был очень тихим. Будь здесь сейчас Майкл, он сказал бы, что
поет дерево. Она не придала этому значения.
Собрав снова в кучку все монеты, она положила их обратно в кошелек и
взяла в руки шкатулку. Явно старинная, прямоугольная, с потускневшими от
времени петлями. Внутри шкатулка была разделена на шесть глубоких, довольно
больших отсеков, а сквозь протершийся бархат просвечивало дерево...
Драгоценности - серьги, ожерелья, кольца, булавки и заколки - лежали в
полном беспорядке, а на самом дне тускло поблескивали не оправленные в
металл камни... Рубины? Изумруды? Неужели все они настоящие? Невероятно!
Она едва ли смогла бы отличить настоящий камень от подделки. Или золото от
дешевого желтого сплава. Однако в том, что все эти прекрасные ожерелья
подлинные, сомнений быть не могло. Истинные произведения искусства.
Охваченная благоговейной печалью, она осторожно провела по ним пальцами.
Ей вдруг представилась Анта, торопливо идущая по улицам Нью-Йорка,
чтобы продать ювелиру несколько таких же монет, и сердце пронзила боль... А
через мгновение перед глазами возник образ матери - беспомощною существа,
прикованного к креслу-качалке, со струйкой слюны, стекающей по подбородку,
и огромным изумрудом, болтающимся на шее, словно детская погремушка... И
все эти сокровища рядом...
Изумруд Мэйфейров... Она ни разу не вспомнила о нем с того самого
первого дня, когда убрала футляр с глаз долой - в шкафчик с фарфором. Она
встала и прошла в буфетную, которая - как, впрочем, и все остальные
помещения в доме - оставалась все это время незапертой, открыла стеклянную
дверцу и среди веджвудских чашек и соусниц увидела знакомую коробочку,
лежавшую там, где она ее и оставила.
Она осторожно взяла футляр, положила его на стол и подняла крышку.
Уникальный камень - огромный, прямоугольной формы, оправленный в темное
золото - сверкал, словно только что отполированный. Теперь, когда Роуан
знала историю изумруда, ее отношение к семейной реликвии резко изменилось.
Поначалу камень казался чем-то нереальным и даже вызывал своего рода
отвращение. Однако сейчас она воспринимала его почти как живое существо со
своей историей и судьбой, и сомневалась, стоит ли вообще вынимать его из
футляра. Начать с того, что изумруд, конечно же, ей не принадлежал, ибо мог
считаться лишь собственностью тех, кто верил в его силу, кто надевал и
носил его с гордостью и с нетерпением ожидал прихода Лэшера.
В какой-то момент Роуан вдруг охватило отчаянное желание стать одной
из них. Она отказывалась признаться в этом даже перед собственной совестью
и тем не менее отчетливо сознавала в себе стремление целиком и полностью
принять семейное наследие - все, без исключения.
Кажется, эти мысли заставили ее покраснеть. Она почувствовала, как
лицо вдруг вспыхнуло. Возможно, впрочем, виной тому было солнце,
поднявшееся уже довольно высоко и проникшее в комнату сквозь верхние стекла
окон. Небо сияло голубизной, в ярком свете разгоравшегося дня постепенно
просыпался и оживал сад.
Как бы то ни было, Роуан стало стыдно. А что, если Майкл или Эрон